Конечно, гражданская война – это плохо, но иностранное вторжение – еще хуже. Они сами были аморитами, давно осевшими на пастбищах в холмах Ханаана, куда их предки пришли с севера две сотни лет назад. Они объяснили, что не принадлежали к племени Авраама, хотя состояли с ним в родстве и пришли в Ханаан примерно в то же время. Слушатели много знали о племени Авраама, потому что двадцать или тридцать лет назад после засухи в Ханаане те пересекли египетскую границу и обосновались со своими стадами неподалеку – на лугах между дельтой и восточной пустыней. Один из их князей, человек по имени Юсуф (хотя теперь он носит египетское имя), нанялся на службу к фараону севера и стал инспектором амбаров дельты.

Какое-то время собеседники оживленно обсуждали, действительно ли «дети Авраама» были наемниками, которые отбросили южных узурпаторов, или воинов набирали восточнее. Но путешествующие амориты заговорили о чужеземных захватчиках. Это звучало очень интересно, и их попросили рассказать.

Что ж, египтяне должны понимать, что амориты Ханаана не были ограниченными крестьянами. Общеизвестно, что многие из них вступили в браки с представителями местного населения и осели, занявшись сельским хозяйством, но большинство племен все еще мигрировали и поддерживали близкие контакты со своими соотечественниками на севере – вплоть до их прежнего дома в Харране, стоящего под сенью турецких гор. Именно там, на севере, впервые появились захватчики. Это были племена горцев, называвшие себя хурритами, и во главе их армии находился корпус элитных воинов, сражавшихся на колесницах. Им пришлось многое объяснять египтянам, не имевшим ни малейшего представления о том, как выглядит телега, и никогда не слышавшим о лошадях. За тридцать лет или около того, прошедших с тех пор, как хурриты спустились с гор, они заняли значительную часть Северной Сирии. Харран пал, и они теперь прочно удерживали земли старого Аморитского царства вдоль верховьев Евфрата почти до царства Мари. Но в последнее время они снова двинулись на юг. Они вели не организованную военную кампанию, а смелые набеги, максимально используя мобильность новых колесниц. Аморитские кочевники в горах в основном смогли уклониться от встречи с рейдерами, но города и деревни Палестины сильно пострадали, прежде чем было найдено решение – строить цитадели и крепости, достаточно сильные, чтобы противостоять легко вооруженным всадникам и предоставлять убежище от них населению. Теперь такие глинобитные форты строятся в каждой деревне Ханаана и Южной Сирии, и рейдов стало меньше. Более того, под угрозой с севера и городское население, и пастушеские племена стали объединяться. Энергичным вождям поручалось военное командование большими районами, и даже пошли слухи об объединенном командовании в период опасности. Они уже захватили и лошадей, и возничих во время дерзких вылазок и теперь организовывали свои собственные отряды с колесницами. Амориты всегда были воинами, с которыми нельзя было не считаться, а в новом союзе станут грозными противниками и для хурритов, и для любого другого противника.

Дети 1720 г. до н. э. жадно слушали. И все следующие месяцы они с упоением играли в аморитов и хурритов, управляли воображаемыми колесницами, которые тянули фантастические огнедышащие монстры.

Жизнь продолжалась. Каждый год разливался Нил, затем следовал весенний сев и уборка урожая, сбор налогов и следующее наводнение. Дети помогали в полях – пугали птиц. Став старше, они уже помогали носить ячмень домой, молотить и веять зерно. И раньше, чем успели это осознать, они стали взрослыми мужчинами, которые сами сидели вокруг костров на постоялом дворе, пили ячменное пиво и слушали новые истории пришельцев с северо-востока.

Теперь путешественников стало больше. Купцов приезжало столько же, как обычно, но часто появлялись проездом группы наемников, а иногда и целые отряды, направлявшиеся из могущественного Ханаанского царства на помощь своим египетским союзникам. Ведь война между Северным и Южным Египтом вспыхнула снова, и царь юга Интеф V уже вторгся в границы северного царства. Теснимый царь севера заключил союз с новой появившейся на политической арене силой – Ханааном, и в страну входило все больше военных отрядов с Востока. Среди них были ханааниты, амориты и арабы из пустынь, а возглавляли их горбоносые надменные принцы, с откровенной жадностью взиравшие на сельскохозяйственные богатства дельты. Египтяне называли их «хику-хазут», принцами пустыни, и не обращали на них особого внимания. (Позже греческий историк записал египетское слово по-гречески как «гиксосы» и неверно перевел его как «пастушьи цари» – этот перевод сохранился по сей день.) Среди них были даже хурриты, хотя как они оказались в подчинении у правителей Ханаана, никто понять не мог. Но, когда мимо деревни проходили группы хурритов, среди жителей начиналось оживление. С ними всегда шли колесницы. И если лошади и колесницы заставляли впечатлительных египетских юношей забыть обо всем на свете, возницы и копьеносцы вызывали такое же восхищение у деревенских девушек. Перед ними были совершенно другие люди – ходили слухи, что они даже говорят на другом языке, – не похожие на других хурритов. У многих из них были рыжие или светлые волосы и серые глаза. Несколько месяцев после их появления у деревенской молодежи царила мода на коротко подстриженные бороды и окрашенные хной волосы.

Но в тот же год, когда урожай был уже убран, большинство деревенских мужчин было призвано на службу в армию. Холодным осенним утром они попрощались с женами и детьми, собрали личное оружие – луки, копья и кинжалы – и тронулись в путь.

В казармах на окраине Мемфиса их обучили боевой тактике и использованию более тяжелого оружия, пик и булав, а также новых бронзовых колюще-режущих мечей. Неподалеку располагались лагеря союзников – гиксосов, и они часто встречались во время долгих изнурительных учебных маршей. Когда же египетских новобранцев отпускали в Мемфис, им казалось, что в городе гиксосов даже больше, чем египтян. Не приходилось сомневаться, что готовилась масштабная кампания против мятежного юга.

Но что-то пошло не так. Совершенно неправильно. В начале зимы, согласно плану, египетская армия выступила на юг. Марш продолжался уже три дня, когда их догнали гонцы. На следующий день солдаты не получили приказ свернуть лагерь и провели день, сидя у палаток, пересказывая самые дикие слухи, а генералы совещались с фараоном в его охотничьем доме. Прошел еще день, и войскам наконец сообщили новости. Ситуация была очень серьезной. Оказывается, через два дня после выступления армии в поход отряды гиксосов свернули лагерь и вместо того, чтобы следовать за египетской армией, заняли Мемфис и близлежащие города и провозгласили царя ханаанитов монархом Египта. Представитель фараона призвал войска вернуться на север и изгнать предателей из оккупированных городов. Он также сообщил, что на юг отправлены послы, чтобы предложить правителю юга союз против общей угрозы. Тревожась о своих семьях, оказавшихся под властью врага, воины направились в обратный путь. Они шли очень быстро и уже к вечеру следующего дня увидели на горизонте горящий Мемфис. Между ними и городом, упираясь правым флангом в реку, стояла армия гиксосов. Ночью египтяне позволили себе отдохнуть – только часовые оставались на посту. На следующее утро они устремились в атаку и потерпели поражение. Это было полное поражение. Новобранцы, для которых это был первый бой, были во втором эшелоне, за испытанными в боях войсками фараона. Они так и не вступили в бой. Колесницы хурритов обошли египтян справа, а аморитские меченосцы ударили в центре. И египетская армия распалась.

Все следующие недели окрестные деревни были полны беженцев. Солдаты бежали с поля боя безоружные, часто раненые и прятались у местных жителей, когда через деревни проходили патрули оккупантов.

Люди, с трудом пробившиеся в свою родную деревню у дамбы, были уже не те юноши, что ушли из нее осенью.

Они похудели и повзрослели, стали жилистыми, зрелыми и озлобленными. Да и мир, в который они вернулись, стал другим. Больше не было дружеских компаний на постоялом дворе. Ханаанские войска, в большом количестве шедшие в Египет, теперь расквартировывались в деревенских домах. Это бремя было для деревенских жителей, по большей части крестьян и рыбаков, живших на грани нищеты, очень тяжелым. Тем более что были повышены налоги на производство. Купцы, конечно, все еще останавливались на постоялом дворе, и после «мертвого» сезона, последовавшего непосредственно за оккупацией, торговля возобновилась и даже стала активнее. Но деревенским жителям больше не хотелось беседовать с незнакомцами, и они держались в стороне от постоялого двора. К тому же теперь торговцы были в основном ханаанитами или выходцами из Леванта – из торговых городов, расположенных вдоль сирийского побережья, иными словами, из городов, некогда бывших египетскими. Возросло и число торговцев из племен Авраама, которые теперь занимали особое положение. Они, конечно, были аморитами и поэтому официально считались представителями захватчиков. Но они уже давно жили в Египте, говорили по-египетски так же хорошо, как и на своем семитском языке, и их египтяне все же принимали. Поэтому они легко включились в торговлю между Северным Египтом и соседними азиатскими землями. Многие из них использовались оккупантами в качестве посредников, переводчиков, сборщиков налогов и надсмотрщиков над выполнением принудительных работ. Нельзя сказать, чтобы они были очень уж популярны.

Но самих завоевателей египтяне ненавидели отчаянной, бессильной ненавистью (и эта ненависть сохранилась в веках). Они не делали попыток слиться с египтянами, считая Северный Египет дальней провинцией, подчиненной их истинной родине – Ханаану. Через несколько лет после своего воцарения в Египте они перевели административную столицу из Мемфиса в северо-восточную часть дельты – в Аварис, расположенный на берегу неподалеку от Суэцкого перешейка. Там обосновался царь, правивший и долиной Нила, и долиной Иордана.