Глаза Круглова привыкли к темноте. Он сумел разглядеть женскую фигуру, а чуть подальше изрезанное глубокими морщинами старческое лицо.

Остальное скрывалось в пыльном, душном сумраке. Однако, судя по нестройному гомону, теплушка была набита людьми.

– Откуда тут… – Мелькнуло удивление, но тут же сменилось насущными вопросами. Острая боль утихла, осталось лишь слабость. Теперь казалось, что он весь превратился в измочаленную, тряпичную куклу.

– Ладно… Это частности. Кто, куда, детали. Главное что поезд остановился и подобрал его. Значит еще поживем. Он прислушался к организму. Ничего, бывало и хуже. Плечо, конечно опухло, да и на подсохшем, покрывшемся коркой затылке

чувствовалась громадная шишка. Это поправимо. Доберемся до станции, вызовут скорую, отлежусь. Командировка, конечно, накрылась… Из-за документов еще предстоит долгая муторная нервотрепка. А и ладно. – Легкомысленно махнул рукой привычный к выговорам капитан. Одним больше… Все равно не уволят. А дальше флота не пошлют…

Он осторожно повернул голову и посмотрел на сидящую рядом с ним женщину. Бросилась в глаза странная, словно взятая на прокат в краеведческом музее плюшевая, неясного цвета жакетка туго обтягивающая грудь молодухи. Лицо ее, скрытое темным платком, было не разглядеть.

– Чего, паря, ожил? – Старик выглянул из-за спины спутницы, и внимательно глянул на лежащего. Только теперь Круглов сообразил, что лежит на грубых, сколоченных из оструганных досок, нарах. Двухъярусная конструкция занимала почти всю высоту вагона.

– Это где-ж такое старье откопали? – Вслух удивился Сергей, глядя на ритмично качающийся кожух большой керосиновой лампы. Погашенный светильник явственно булькал полупустым медным пузом.

– Хы… – Человек, явно сделав некий вывод, сощурил глаза, собрав в уголках мутновато прозрачных глаз лучики морщин. – Из благородных? – Скорее констатировал он. А с виду и не похож. – Вона морда какая… Рязанская. Ты паря как на пути попал? Мы едва с полок не попадали, когда паровоз встал. Повезло тебе… однако, не ожидая ответа, добавил старик. – Кочегар видно с Матреной своей в ночку хорошо поладил. Добрый был. А мог бы ведь и мимо прогнать. Тогда точно, кранты.

Говорливый бородач явно не нуждался в собеседнике. Ему было довольно слушателя.

Слушай, а может ты этот, как его, политический? – Озадачился говорун. – Из беглых? Вон и рубаха у тебя городская… Полотно хотя и драное, а не чета суконке.

Слушай, отец. – Не выдержал Сергей. Я сейчас туго соображаю. Головой здорово ударился. И вообще. Из поезда меня выбросили. Так уж вышло. За час, может, до вас впереди пассажирский шел. Владивосток-Москва.

– Ну? – Удивился старик. – Значит, я может, проглядел чего? Марьяна, ты не видала? Нет? Вот и я говорю. От самого Хабаровска… глаз не сомкнул. По стариковски. Не спится. Встречных- то со вчерашнего дня не было.

Не знаю, о чем ты… – Сергею было совершенно наплевать на странного соседа, слово сошедшего с картины передвижников. – Значит мы что в обратную сторону едем. – Сообразил Круглов. Ну и хорошо. Все легче. Армейский я. Капитан. На острове Русском служу.

– Вон как… – Удивился пассажир. – Ваше благородие? Говорю же… Меня не проведешь. Я породу чую…. Вы уж простите, ваше высокородие… мы люди простые. Поселенцы… С под Волги… Его Императорскому Величеству, Николаю Александровичу, благодетелю, спасибо. Указ монарший… Старик замер, пожевал тонкую губу и заинтересованно подвинулся к лежащему на овчине Сергею. – Ваше благородие… Не сочти за назойливость, а правда, что в энтом, Владивостоке, тигры по улицам бродят. Нам давеча мужик на Хабаровской такого порассказал, жуть. Дескать, ежели выберется зверюга полосатая, с телка ростом, и первого, кого встретит, сожрет.

Сергей тупо уставился на ненормального. – Ты чего, сдурел, дед? – Не выдержал он. Какие тигры? Хотя… Тут Круглов вспомнил статью в Красном знамени. Журналист местной газетенки живописно расписал появление раненой браконьерами тигрицы на пригородной станции. Прости, отец, было недавно. Подстрелил кто-то… вот и вышла на Океанской… Собаку задрала. Но так ее отловили. А насчет людей, ерунда это все… Слушать надо мень…

И тут до него дошел смысл сказанного странным стариком. Круглов моргнул, прогоняя наваждение, и негромко, стараясь угадать с какой разновидностью сумасшедших свела его судьба, поинтересовался у молчаливой соседки. Простите, он вам кто. – Покосился на отвернувшегося к соседям, и что-то им говорящего, старика, – родственник?

– Свекор это мой. Ваше благородие. – Не глядя на него, отозвалась женщина. – Мужик мой и детки-то в дороге от трясучки померли, одни мы с Григорием Акинтичем оклемались.

– Та-ак. – Круглов тяжело вздохнул, и передумал интересоваться состоянием умственного здоровья старика. Спрашивать у столь же странной соседки, показалось глупым.

– Прости. – Почувствовал ей капитан. – Она ведь не виновата, голова предмет темный… Не исключено, что женщина вполне может всерьез считать, что ее муж и дети скончались от неведомой болезни. И переживания ее ни чуть не уменьшились от виртуальности ее болезненных фантазий.

– А чего он про императора сказал? – Решил подыграть Круглов ненормальным. Возможно, удастся все-таки понять, как и почему в конце двадцатого века свободно возят по железной дороге сумасшедших.

Простите, господин капитан… ежели, что не так про высочайшую особу… Он ведь ничего супротив такого не думал…

У нас в прошлый год не урожай, а слезы. Едва рожь поднялась, как и посохло все. Перед тем зимой стужа невиданная. Куда ж деваться? А тут как раз староста на сходе указ и объявил, мол, и землю дадут, и на обустройство, построиться. Мы ж с дорогой душой. Только вот путь-дорога больно тяжкой стала. Второй месяц, считай. В Сибири- то уже холода. Напростужалось много, а в Забайкалье так и вовсе поумирали. Сынишка тоже вот…, Митяйка мой. Да и муж, на что здоровый был… В два дня сгорел. – Женщина не смогла сдержать невольные слезы. Со всей деревни нас пятеро только и осталось…