На второй, он ищет его везде и не может найти.

На третьей, далёко вдали он смог различить… наверно это мой бык.

На четвертой он действительно видит быка — не всего быка, а только лишь его хвост.

На пятой он увидел всего быка.

На шестой он схватил быка за хвост, а бык попытался снова убежать. Нельзя же удержать быка за хвост.

На седьмой человек получил урок, он уже держит быка за рога.

На восьмой он едет на быке.

На девятой они вернулись домой. На девятой ничего не изображено, ни быка, ни его хозяина.

Это был старый комплект. Сумасшедший вроде меня добавил десятую к тем девяти картинкам. На десятой изображен человек на базаре. И не просто на базаре, но и с бутылкой вина… Ну уж этого ни один буддист не простит! Никто из тех, кто считает себя религиозным, этого не простит!

Этот сумасшедший был изгнан из своей страны, но просто чудом десятая картинка осталась. Все, что сделали такие люди, как я…

вы можете изгнать их, вы можете их убить, вы можете их распять, но то, что они сделали, останется. Вы этого не разрушите. Человек… никто даже не знает его имени, они даже изъяли его имя из книг. Никто не знает, кто он был такой, но он оказал неоценимую помощь человечеству.

В течение нескольких лет я отказывался принимать приглашение посетить Америку. Мои первые западные ученики были американцами. Мукта просила меня поехать в Америку и она смогла бы устроить это, потому что она родилась в семье, одной из самых богатых в западном мире. Но я сказал: «Нет, Мукта».

Однажды, когда я сидел в своей комнате, Шила, просто ради шутки, предложила мне бутылку шампанского, думая, что я откажусь, вовсе меня не зная. Я принял ее, сказав: «Спасибо». Она выглядела ошеломленно. Вивек смеялась, все засмеялись, когда я налил Шампанского в стакан и выпил. Вивек сделала несколько снимков. Они спрятали эти фотографии, но я уговорю их показать эти фотографии вам, потому что они и есть десятая картинка. Я хочу добавить десятую картинку к самому человеку, а не к какой-то истории, к какой-то пачке картинок.

На востоке только женщина подает вино. Яшу Бхарти, не пугайся. Кроме страха, у женщин нет врагов. Они были порабощены из-за страха. Они были уже готовы, они сами хотели, чтобы их покорили, сами хотели быть рабами и в течение многих веков. Не бойся. Хотя бы со мной стань бесстрашной, потому что я учу не чему иному, как бесстрашию.

Я хочу вернуть в жизнь обычного человека, со всеми его необычностями. И, конечно, сначала я должен быть обычным человеком сам, а я и есть обычный человек, необычно обычный… с бутылкой шампанского на базаре, радостный. Вот что означает шампанское.

Жизнь — это не что иное, как вино, и на этих высотах я вижу, что я пьяница. Я познал окончательные высоты, доступные человеку и ничто уже не может быть выше этого; вот все, что я знаю.

Даже когда я буду умирать, я сам скажу последнее слово. Никто другой за меня этого не скажет, от моего имени… никто не будет попом. Я — это я… и никто не будет говорить от моего имени.

Я уже думал прекратить мантру, но ее красота такова, что я не могу прекратить так быстро. И еще из-за того, Гит Бхарти, что она всего лишь пощекотала твое подсознание, не достигнув самой сердцевины, самого центра, и поэтому мне придется продолжать.

В этом и заключается смысл слова мани, «алмаз». Алмаз это символ вечного. Как странно, что снег, эфемерное… — сейчас лежит, а в следующий момент может растаять — иногда символизирует вечное…

Так же, как в случае луны, отраженной в озере, даже небольшая зыбь может помешать; достаточно кинуть в озеро маленький камешек. Но, несмотря на то, что отражение можно нарушить, озеро все равно сможет отражать запредельное в минуты покоя. Вот что я называю медитацией: минуты покоя в уме, — который всегда в суете, но может стать спокойным. Само волнение говорит о его способности быть спокойным. Если бы хотя бы на одно мгновение он был Здесь и Сейчас. В действительности, мы должны говорить только ЗДЕСЬСЕЙЧАС, а «и» нужно опустить. Оно вовсе и не нужно. В языке может быть это и нужно, но я не языковед, слава Богу. Даже если и нет Бога, мы все же можем пользоваться выражением «слава Богу!» — это значит слава никому.