Его друзья говорили ему: «Если ты собирался вернуться через четыре дня, зачем ты напрасно лгал? Мы не возражали, не говорили, что ты не можешь вернуться на четвертый день. Это твой дом — ты можешь приезжать и уезжать, куда ты хочешь, и можешь оставаться там сколько угодно долго. Но почему ты все время врешь…? Мы никогда не замечали, чтобы ты придерживался той даты, которую указал».

Мулла Насреддин сказал: «Вы не знаете объективных причин. Я взял в домработницы одну из самых уродливых женщин, чтобы она присматривала за домом, убирала и поддерживала его в порядке, когда бы я ни приехал».

Приятели сказали: «Но это не имеет никакого отношения к твоим четырем неделям, трем неделям…»

Он ответил: «Послушайте. Когда я еду туда, я вижу ее и понимаю, что она омерзительна. И я взял за правило, чтобы в тот день, когда она начинает казаться мне красивой, удирать. Я говорю: „Пришло время“. Все зависит от этого. Я не знаю точно, сколько понадобится времени, чтобы она показалась мне красивой. Без женщин иногда на это требуется четыре дня, иногда семь дней, это непредсказуемо. Но одно определенно — я прояснил его: в тот миг, когда я начинаю думать об этой женщине как о красивой, я говорю себе: „Мулла, время пришло. Удирай! Это та же самая женщина!“

И я пакую свои вещи и уношу ноги, потому что если я пробуду немного дольше, то могу никогда не вернуться. А эта женщина так омерзительна! Но за три или четыре дня к ней привыкаешь, и потребность в женщине, в собеседнике, в друге — нет никого кругом, только эта женщина — меняет все ваше восприятие».

Поэтому один и тот же человек может сегодня сказать, что эта женщина омерзительна, а через неделю он скажет, что она самая прекрасная. Это «по». Лучше не говорить ни да ни нет, чтобы сделать суждение условным, неопределенным.

Наука, безусловно, взрослеет. Человек отстает, но есть надежда, что он тоже повзрослеет. Как только человек повзрослеет, все религии исчезнут, они несерьезны. Все политические лидеры будут выглядеть как шуты — кем они и являются. Хитрые, лицемерные, разрушительные, кровожадные преступники — вот кто они такие. Если человек повзрослеет, изменится все видение жизни. Наука, безусловно, взрослеет. Но одна из самых больших неудач — это то, что подавляющее большинство человечества не в курсе ни последних достижений науки, ни древнейших прозрений мистиков.

Свои усилия, всю свою жизнь я посвятил тому, чтобы приблизить видение мистиков к научному подходу. Я хочу, чтобы однажды, когда наука станет по-настоящему полностью зрелой, разделение между мистикой и наукой исчезло. Они будут говорить на одном языке. Мистика будет говорить о внутренней реальности человека, наука будет говорить о внешней реальности, но язык будет один и тот же. И понимание между ними двумя будет бесконечным. Не будет никакого конфликта — его не может быть.

Ошо, у одного социолога есть теория, что западная цивилизация захватывает весь мир. Образ жизни во всех больших городах мира уже одинаков, и везде, где идет прогресс, он идет по пути западной цивилизации.

Говорилось, что одним из побочных продуктов стандартизации станет то, что коммунизм и капитализм станут так похожи, что сольются в мировом правительстве, настолько могущественном, что ни одно меньшинство не сможет существовать.

Это неизбежно или есть способ этого избежать?

Это правда, что западная цивилизация и культура подчиняют себе весь мир. Почти во всех развитых странах образ жизни соответствует западным стандартам. До этого момента социолог прав, но делать из этого вывод, что коммунизм и капитализм станут так похожи, что однажды сольются в мировом правительстве, — это просто предположение. Такого не будет.

У коммунизма есть своя философия, в то время как у капитализма философии нет. Коммунизм не идет на компромиссы, особенно по факту материализма; западное общество, хотя и является материалистическим, идеологически духовно. Оно верит в Бога, оно верит в душу, оно верит в бессмертие. Поэтому на уровне философии никакое слияние невозможно.

Коммунистические страны так исполнены ненависти по отношению к имущим, они сами все еще относятся к миру неимущих. Поэтому и экономически невозможно, чтобы они встретились.

Политически коммунистические страны основаны на диктатуре: они возлагают надежды на диктатуру пролетариата. У них нет никакого уважения к демократии, для них демократия — это хитрый способ эксплуатации, чтобы бедные остались бедными, а богатые стали еще богаче. И все во имя свободы — это не что иное, как эксплуатация. И в этом есть доля истины. Так что политически между ними огромная пропасть, и встреча невозможна.