В мире еще не случилась религия.

До тех пор пока религиозность не станет естественным состоянием человечества, религии не будет вовсе. Но я настаиваю на том, чтобы ее называли религиозностью, потому что она не должна превратиться в организацию. Невозможно организовать любовь. Вы слышали, чтобы где-то существовал храм любви, церковь любви, мечеть любви?

Любовь — это индивидуальное явление между двумя людьми. А религиозность — это еще более великая любовная связь между человеком и всем космосом.

Когда человек влюбляется в весь мир: в деревья, в горы, в реки, в океаны, в звезды, — он узнает, что такое молитва. Это то, что не имеет слов… Он узнает глубокий танец своего сердца и музыку, в которой нет звуков. Он впервые переживает вечное, бессмертное — то, что всегда остается, постоянно обновляя себя, какие бы перемены ни случались вокруг.

И каждый, кто становится религиозным и отбрасывает христианство, индуизм, мусульманство, джайнизм, буддизм, впервые в жизни заявляет о своей индивидуальности.

Религиозность — это индивидуальное явление. Это послание любви от вас ко всему существованию. Только когда это случится, у нас воцарится мир, способный преодолеть все разногласия.

Но пока религии — это паразиты, эксплуатирующие, использующие людей и принуждающие их верить. А все верования идут против разума, потому что они заставляют людей произносить в молитвах бессмысленные слова, которые исходят не из сердца, а лишь из вашей памяти.

Я часто вспоминаю прекрасный рассказ Льва Толстого.

В нем рассказывается о трех необразованных, невежественных крестьянах, живших во времена старой дореволюционной России на небольшом острове огромного озера. Миллионы людей добирались до них и поклонялись им, что очень беспокоило одного архиерея. Церкви пустовали, к архиерею никто не приходил. Русская православная церковь — самая древняя, самая ортодоксальная церковь в мире, но люди продолжали ходить к этим троим, которые не были даже посвящены в христианские таинства, — как они могли стать святыми?

В Индии стать святым легко, но в христианстве это совсем не так просто. Английское слово «saint» («святой») происходит от корня «sanctus» («санкция»). Это означает, что до тех пор, пока вы не получили официального разрешения, санкции со стороны папы или архиепископа, вы не можете считаться святым. Но люди говорили, что эти три человека были настолько святы…

Однажды, потеряв терпение, архиерей сел в лодку и отправился к тем троим, которые сидели под деревом. Взглянув на них, он не мог поверить своим глазам: что это за святые? Он представился и заявил: «Я архиерей». Трое святых прикоснулись к его ногам. Он успокоился. «Они дураки, — подумал он, — и все не так уж плохо, и их можно контролировать». Он спросил:

— Вы святые?

Он переглянулись и ответили:

— Мы никогда не слышали такого слова. Мы необразованны, невежественны. Не говори с нами на греческом, просто скажи, что ты хочешь.

— Боже мой! — воскликнул архиерей. — Вы не знаете, что значит «святые»? А знаете ли вы христианские молитвы?

Снова переглянувшись, они начали подталкивать друг друга, как бы говоря: «Ответь ты».

Теперь архиерей чувствовал настоящую силу. Он спросил:

— Скажите, в чем же состоит ваша молитва?

— Мы очень необразованны, — ответили они, — мы не знаем христианских молитв. Мы сочинили свою собственную молитву.

— Молитвы не сочиняют, — рассмеялся архиерей. — Молитва должна быть утверждена церковью. Но как бы там ни было — что у вас за молитва?

Они очень смутились, застеснялись, но наконец один из них сказал:

— Раз ты просишь, мы не можем отказать. Но наша молитва — это не то чтобы даже молитва… Мы слышали, что у Бога есть три формы — Бог, Святой Дух и Сын, — поэтому мы подумали и сочинили свою молитву. Вот она: «Трое Вас, трое нас, помилуй нас».

— Глупцы! — воскликнул архиерей. — Это вы считаете молитвой? Я научу вас молитве, которая утверждена церковью.

Но та молитва была настолько длинной, что все трое разом возразили:

— Такую длинную молитву нам не запомнить… Мы очень постараемся, но, пожалуйста, повтори ее еще раз.

Потом они попросили его повторить ее в третий раз; она была слишком большой:

— Если мы вспоминаем начало, мы забываем конец. Если мы вспоминаем конец, то забываем начало. Если мы вспоминаем и начало, и конец, то забываем середину.