Шрифт:
— Евгений Евгеньевич… Почему он столь категорично настроен против замужества своей племянницы?
— Что ты сказал?
Родин понял, что Швецов, занятый своими мыслями, не слышал вопроса, что имя Крайникова подействовало на него, как свист хлыста на цирковую лошадь.
— Почему Евгений Евгеньевич не желает, чтобы его племянница вышла замуж?
— А черт его знает, — процедил сквозь зубы Швецов. — Между прочим, какое он произвел на тебя впечатление?
— Эффектный мужчина.
— Это внешне.
— Умный человек, приятный в общении, эрудит… Удивляюсь, как он при своих знаниях и любви к своей профессии занимает столь незаметную должность.
— На командные должности у нас чаще всего дураков выдвигают, — придержав шаг, сказал Швецов. — Меньше опасности для начальства — не сожрут.
«Что верно, то верно, — подумал Родин. — По иерархической лестнице у нас шагают в затылок. Обгонишь — моментально ножку подставят».
— Женат он не был?
— Не знаю. А вот любовница есть. Некая Анна Григорьевна Цветова. Я ее однажды в Доме кино встретил. После сеанса в ресторан пригласил. Думал, откажется — уж больно экстравагантная, неприступная… Но согласилась. И накочегарилась так, что я ее с трудом в тачку загрузил.
— Интересная женщина?
— Магнит. Ей лет сорок шесть-сорок семь, но она любой телке десять очков вперед, даст. Я бы сам за ней приударил, но… Она умеет держать на дистанции.
— Редкое качество, — заметил Родин.
— Редкое, — согласился Швецов, помолчал и, вздохнув, подвел итог своим раздумьям: — Жаль, что пьет. Но, видимо, не без причины. Боль какая-то в ней сидит и, по-моему, боль эту причинил ей Крайников.
— Почему так думаешь?
— Так мне кажется. — Швецов неожиданно остановился и глянул на окна верхних этажей. Два из них горели. — Кажется, меня ждут.
— Ты женат? — спросил Родин.
— В церкви венчались, — отшутился Швецов.
— Удачно?
— Об этом только бог знает. — Швецов задумался, и на его физиономии проступило простодушно-дурашливое выражение. — Спокойной ночи, Саша. Звони. Буду рад. — И, пожав Родину руку, он скрылся в подъезде.
Дома, вспоминая этот вечер, разбирая его по косточкам, — не допустил ли в чем просчет или ошибку, — Родин изумлялся откровенности Евгения Евгеньевича и непосредственности Швецова. Так могли себя вести милейшие и честнейшие люди, биографии которых без сучка и задоринки. «Артисты!» — крутил головой Родин. Швецова, видимо, в этом перевоплощении здорово поддерживали спиртные напитки — помогали на время забыться, богатое воображение и природные артистические способности. Он все время кого-нибудь играл. А вот Евгений Евгеньевич… Неужели он действительно ни в чем не виноват и его участие во всей этой истории — только роковая случайность? Или, наоборот, — матерый преступник, который прошел длительное оседание и вживание в роль. Но где и когда он преступил закон, откуда начался его опасный, извилистый путь? Ни трещинки, ни выемки — не за что зацепиться. Единственное, что бросало тень на этого безукоризненного человека, это знакомство с Корном и Швецовым.
Дни шли, можно сказать, бежали, а Красин и его помощники все топтались на месте — дело не продвинулось ни на шаг. Евгений Евгеньевич прилежно трудился. Швецов со своим напарником Турянским готовил новый номер, и почерпнуть из их деятельности что-нибудь полезное, что помогло бы положить следующий кирпич в кладку предположений, не представлялось возможным. Ничего нового не мог сообщить и Родин. Это вынужденное бездействие злило, раздражало, выводило из равновесия.
«Очень милые ребята», — шутил Красин, хлопал Климова по плечу и тащил в просмотровый зал анализировать информацию о деятельности Швецова и Крайникова за предыдущий день.
«Вышел из дома в одиннадцать тридцать. Сел в такси, доехал до площади Революции. У проезда Сапунова встретился с гражданином К. — светловолосым, в коричневом плаще человеком лет двадцати шести».
Каждая встреча фиксировалась. Затем этот кадр из немого фильма начинали озвучивать. Фамилия? Профессия? Чем занимается? Где служит? Персонажи оживали, начинали говорить.
— Честный человек, — с сожалением вздыхал Климов. — Неинтересно.
Красин только посмеивался над этими парадоксальными огорчениями своего подчиненного и принимался просматривать следующую пленку.
«…Восемь тридцать вечера. Поужинал в кафе-закусочной на Дзержинской, взял машину, доехал до Энергетической, дом 20. Вошел в четвертый подъезд. Вышел… утром с дамой лет тридцати пяти, высокой, смуглой, в плаще кремового цвета…»
— Янкина? — спросил Красин.
— Татьяна Лазаревна, — подтвердил Климов.
— Давно с ней Швецов связался?
— Да уж вторую неделю влюбленного разыгрывает.
— Думаешь, что разыгрывает?
— Видите ли, Виктор Андреевич, Швецов, так мне кажется, не бабник, поэтому жить одновременно с двумя женщинами не будет, не такая у него натура. Сейчас он живет с Кошелевой, а шляется к Янкиной. Зачем? Голову даю на отсечение, что он преследует какую-то цель, Но какую — ума не приложу.
— Мне кажется, ты все усложняешь, — возразил Красин. — Пьяница твой Швецов, бабник и подонок. Этим все и объясняется.