Шрифт:
Неспособные самоутвердиться на фоне доминирующего влияния учреждений на нашу жизнь, мы приходим к тому, что еще сильнее чувствуем свое базовое бессилие. Нам трудно вообразить себя главной движущей силой чего-либо. Мы не знаем или не верим, что можем знать, как сделать что-нибудь оригинальное, означает ли это создание физических объектов или формирование организаций, которые составляют такую большую часть нашей жизни. Нигде вокруг себя мы не можем найти образца самоуправляемой активности и созидания- В результате, немногие из нас воображают, что могут писать книги или песни, создавать фильмы, начинать бизнес, проектировать автомобили или строить дома. Эксперты — люди, обособленные от мира — создают сооружения, искусство и технику для остальной части населения, и мы чувствуем, что бесполезно и глупо надеяться поучаствовать в этих свершениях.
Когда Маркс говорил об отчуждении человечества от творческого труда, он подчеркивал одну особенность того, что потом переросло во всепроникающее отчуждение от базового опыта. Сегодня найти работу, с которой мы можем себя как-то идентифицировать — большая удача; мы редко способны организовывать собственные предприятия. В процессе "модернизации" отчуждение от природы распространилось даже на наши собственные тела, так что очень немногие из нас имеют представление о том, как спланировать свою диету или оздоровительную гимнастику. Раньше опыт (иногда трагический) вынуждал нас к этому. В отсутствие такой непосредственности мы теряем ощущение собственной реальности и реальности мира. Но эта потеря не есть необходимая и необратимая функция технологии. Возможно прийти в соприкосновение с этой эпохой, которая, в конце концов, также дала нам беспрецедентные возможности для удовольствий и продуктивности.
Там, где так естественно изолировать себя от жизненного опыта, мы должны активно искать его, если хотим найти. Теперь, как и всегда, лучшие противоядия от аддикции — радость и компетентность; радость — как способность получать удовольствие от доступных для нас людей, вещей и действий; компетентность — как способность управлять важной для нас частью окружающей среды и уверенность в том, что наши действия важны для нас самих и для других людей. И радость, и компетентность требуют связи с жизнью во всей ее конкретности. Когда этого ощущения реального основания в жизни недостаточно, нас охватывает чувство неуверенности в себе, приводящее к желанию от себя убежать. Это тот момент, когда начинается поиск решений вовне — аддиктивных решений. Источники аддикции могут быть найдены в наших занятиях и других искусственных привязанностях. Они действуют так, чтобы заменить физические и эмоциональные связи, оставленные нами позади. Устанавливая паттерн отчуждения и зависимости, они сами являются фокусами последней и, таким образом, сами служат аддикциями. Собранные вместе, они составляют картину аддиктивного общества.
Аддикти вное образование
Будучи почти столь же формирующим опытом, как и семейное воспитание, школа также сильно деформируется потребностями в безопасности и в социальной идентичности, внешними по отношению к обучению. Так же, как мы видим в мужчине или женщине не подлинного человека, но потенциального мужа или жену, возлюбленного или соперника, все мы слишком часто думаем о школе не с точки зрения того, чему мы там учимся, а имея в виду утешение, которое приносит принадлежность к учреждению и получение его одобрения.
В настоящее время мы так приспособились к наличию школы в нашей картине мира, что имеем тенденцию приравнивать образование к обучению в школе. Но школа — не единственный способ подготовить людей ко взрослой жизни в обществе. Фактически, современный образовательный формат является недавним установлением. На протяжении истории люди просто узнавали то, что они должны были делать, на том участке, где фактически находились. Позже, в девятнадцатом столетии, доминирующей формой образования была система ученичества, особенно в специализированных областях, подобных архитектуре, медицине и инженерному делу. С тех пор все больше и больше людей проводили все больше и больше времени в школе.
Школа формирует точку зрения людей, которые проходят через нее, поскольку это — точка зрения общества, от которого школа получает свой мандат. Когда Иван Иллич говорит в "Deschooling Society", что школа и другие направляющие учреждения "или социально, или психологически "аддиктивны", он подразумевает то, что они питаются неуверенностью, которую сами и создают. Школа порождает неуверенность, оставляя людей в сомнениях относительно того, что такое реальный опыт. Студенты должны направлять свое внимание на установленные требования школы, а не на смысл и полезность того, чему их учат. Они больше зависят от формального свидетельства компетентности в системе, чем от практической компетентности в решении актуальных проблем. Людей не просят показать то, что они могут делать, а только то, что они сделали в искусственных условиях школы.
В отличие от практиков, обучавших подмастерьев, школьные учителя часто имеют малый или не имеют никакого непосредственного опыта в своем предмете. Учителя английского редко являются профессиональными писателями, преподаватели права и политики редко занимают правительственные или другие административные посты, учителя бизнеса редко начинают свой или управляют другим бизнесом. Скорее, сами эти люди — продукты образования, просто продолжающие воспроизводить ту систему, которую так хорошо освоили.
Цельность обучения теряется, когда школа отделяет людей от ресурсов сообщества и среды и заменяет это принудительным вливанием знаний. Все награды и стимулы накачиваются снаружи, а не произрастают прямо из процесса обучения. Даже если человеку действительно что-нибудь интересно, изучение этого в рамках строгого учебного плана на основе преподавательского одобрения и оценки быстро погасит желание исследовать материал самостоятельно. Исследование Марка Леппера и его коллег показывает, что если маленькие дети поначалу проявляют некоторую активность в силу своей естественной склонности, а затем инструктируются и вознаграждаются за нее же преподавателем, они прекращают делать это, как только преподаватель, а также внешняя структура и одобрение, обеспечиваемые им, исчезают. Удивительно ли, что студент, освободившийся от навязанных школой санкций, обычно не проявляет никакого желания заниматься предметами, которые он изучал в том контексте?