– Какой-то пидор забрался на яхту, – остановившись на трапе, ответил Шуба, тыча пальцем в сторону Китайца.

Он опять было рванул на палубу, но брюнет снова остановил его.

– Не торопись, – неприязненно произнес он. – Отгони машину на стоянку и посмотри за девочками, я сам разберусь.

Бросив злобный взгляд на Китайца, Шуба поплелся к машине, а брюнет бодрым шагом направился к яхте. Не став его поджидать, Танин открыл двери и вошел внутрь.

Убранство каюты наводило на мысль, что хозяин ее – человек разносторонний, которому одинаково близки как вечные истины, так и простые житейские слабости: стены украшали образы лукавых девушек, вырванные из «Плейбоя», и строгие лики святых. У изголовья висело чудовищных размеров распятие.

На большой лежанке на зеленом шелковом покрывале, утопая в подушках, возлежал крупный бородатый мужчина с массивной золотой цепью на шее и в просторных трусах с красной надписью, копировавшей название яхты. На носу у него красовались большие темные очки, на руке – печатка с бриллиантами. Рядом, на выступавшем из стены столике, стояли бутылка мартини, высокий стакан, в котором плавали кубики льда, лежали пачка сигарет и дорогая зажигалка.

– Здесь прикольно, как говорят тинейджеры, – улыбнулся Китаец, опускаясь на лавку напротив лежанки.

– Ты кто? – Мужчина взял со столика стакан и сделал несколько изрядных глотков.

– Танин, частный детектив, – представился Китаец.

– И чего же ты хочешь? – без тени беспокойства поинтересовался тот.

– Поговорить, – просто сказал Китаец, – если ты Анатолий Михайлович.

– Легко. – Анатолий Михайлович принял сидячее положение, скрестив ноги. – И зови меня просто Михалыч. Мартини будешь?

Китаец собирался сказать, что предпочитает более крепкие напитки, но в это время в каюту вошел человек из «Кадиллака». В левой руке он держал «беретту».

– Встать! Лицом к стене, – скомандовал он, направив дуло «беретты» на Танина.

– Яшка, погоди, – сделал останавливающий жест Михалыч. – Не видишь, мы разговариваем?

– Этот человек скинул Шубу за борт, – раздраженно вскрикнул вошедший. – К стене, я сказал! – Он чуть не ткнул стволом в лицо Китайцу.

– Туда ему и дорога, – буркнул Михалыч, – не будет пасть разевать. Спрячь пушку.

Яшка, подчинившись, сунул «беретту» в наплечную кобуру. Было видно, что делает он это без особого удовольствия. Оставив пиджак расстегнутым, он сделал пару шагов назад и замер.

– Девочки ждут, – напряженно глядя на шефа, сказал он после некоторого молчания.

– Подождут, – махнул рукой Михалыч, выуживая откуда-то еще один стакан, – иди, займись с ними.

– У него пистолет, – кивнул Яшка на Китайца.

Танин по достоинству оценил его наблюдательность: под пиджаком, сшитым по специальному заказу очень хорошим портным, заметить пистолет было совсем непросто. Да и вообще, держался Яшка так, что наметанный глаз Китайца сразу же распознал в нем человека, прошедшего хорошую школу боевой подготовки. Он был на полголовы выше Танина и на два десятка килограммов тяжелее, так что, случись схватка, Китайцу пришлось бы с ним нелегко.

– Ты ведь не собираешься в меня стрелять? – Михалыч снял очки и вопросительно посмотрел на Танина.

– Пока – нет, – пожал плечами Китаец.

– Вот видишь, он сказал: «пока», – недобро усмехнулся Яшка.

После недолгих препирательств сошлись на том, что на время разговора Танин отдаст «макаров» Яшке. Тот спрятал «пээм» в боковом кармане пиджака и вышел на палубу. Думая, с чего бы начать, Танин созерцал распятие.

– Он меня, между прочим, один раз спас, – сказал Михалыч, уважительно показав пальцем на господа нашего, Иисуса Христа. – Там так, значит, дело было: плыли мы как-то раз с моим другом по Волге. Ну, еще пару девушек взяли. Кто такие, где их мама родила – неизвестно. Только от берега отошли, и вдруг ка-а-ак нас тряханет! Бог-то, значит, со стены упал и прямо мне по лбу хрястнул. Я тогда и думаю: нет, Михалыч, это неспроста. Это тебя всевышний предупреждает, что что-то здесь не так. Ну, взяли мы и девок обратно на берег высадили. А потом, представляешь, мать честная, на борту капсулы с клофелином нашли! Слава богу, – тут Михалыч истово перекрестился, – вмазать еще не успели.

– Бывает. – Китаец понимающе кивнул. – Но я, собственно, хотел поговорить не об этом.

– Да выпей ты. – Михалыч насыпал полный стакан льда и налил туда мартини.

Чтобы не обижать капитана, Танин взял стакан и сделал несколько глотков.

– Вообще-то, я недавно плаваю, – продолжил Михалыч, – всего второй сезон, но воды не боюсь. Ведь как Высоцкий пел: «Океан с нами заодно». Ты можешь меня спросить, зачем мне все это? Я ведь из-за яхты жену бросил, дочь, домик здесь неподалеку купил небольшой, трехэтажный. Как только лето наступает, сюда перебираюсь с Шубой и Яшкой, чтобы научиться быть независимым от сиюминутных материальных устремлений. Яшка, кстати, – добавил он, – лучший «телок» в городе.

Михалыч раскурил огромную гаванскую сигару.

– Я вообще, наверное, скоро философом стану, – выпуская ароматный дым, мечтательно произнес Михалыч. – Недавно, например, «Ролекс» свой утопил, и что? Раньше бы со злости всю морду кому-нибудь разбил. А теперь рюмку текилы выпил и забыл. Текилу будешь?

Он выудил откуда-то бутылку «Камино реал» и две рюмки.

– Что-то ты плохо пьешь, – наливая текилу, сказал он. – Однажды я в настоящее кораблекрушение попал, – усмехнулся он, – здесь, на Волге. Пей, – подвинул он одну рюмку к краю столика. – Плыли мы, значит, в прошлом году с другом и еще несколькими девушками из модельного агентства, не помню из какого точно. Вдруг сильный ветер подул. Я тогда мотор вырубил, и мы все сюда в каюту спустились. Через час, конечно, вышли, глянули кругом – и обалдели. Повсюду из воды мачты поломанные торчат, какие-то чемоданы плавают. А наша «Аннушка» как стояла, так и стоит как ни в чем не бывало. Только потом я понял, мать честная, что нас ураганом несколько раз перевернуло, а мы и не заметили, заняты очень были. Потери тогда тоже были нешуточные: часы «Омега», зажигалка «Дюпон» цены неимоверной – я из Парижа привез – все смыло. Но, с другой стороны, какое это имеет значение для начинающего философа?