Лена лихорадочно закивала и закрыла глаза.

– Сами? – не унимался Китаец.

– Мне… мне… – Лена открывала рот, как выброшенная на песок рыба.

– Или, может быть, вам кто-то посоветовал так поступить?

Лена замотала головой из стороны в сторону.

– Нет, – выдавила она из себя, – нет. Мне… – Лена снова не закончила фразы.

– Вы ведь не хотели стрелять? – решил Китаец зайти с другой стороны. – Не правда ли? Вы стреляли против своей воли?

– Против, – сказала Лена и прикусила губу.

– В состоянии аффекта?

– Не знаю, – глухо проговорила она.

– В тот момент вы ненавидели вашего мужа? – Китаец почувствовал бешеное желание закурить или просто выйти на воздух.

– Нет, нет, – торопливо повторила Лена, качая головой и ошарашенно тараща глаза, – нет, нет, я невиновна!

«Невиновна», – звучало в голове у Китайца рефреном. Он невольно остановил взгляд на мрачном лице Бухмана. Игорь многозначительно вздыхал и слегка морщился.

– В тот момент вы любили вашего супруга?

– Не знаю, – растерянно произнесла Лена.

Было такое ощущение, что смысл слов не доходит до нее, а если и доходит, то на такой короткий миг, что она не успевает свыкнуться с ним.

– Вы хотели нанять детектива, чтобы он помог вам? Но что он, по-вашему, должен делать? Искать настоящего убийцу?

Лена кивнула, быстро, почти незаметно, и снова опустила голову.

– Значит, вы считаете, что настоящий убийца на свободе? – продолжал Танин.

– Не знаю, – повисло глухой стеной.

Танин поймал себя на том, что его терпение по капле, медленно, но верно иссякает. Он снова посмотрел на Бухмана, который мерно раскачивался из стороны в сторону, напоминая не то растолстевшую кобру, не то муэдзина. Игорь избегал смотреть на Китайца, и Китаец знал, почему: рушился его план мягкого, но продуктивного дознания. В этой меланхоличной раскачке сквозило что-то допотопное, чувство вины человека, который только вчера научился стыдиться.

«Не то ли самое испытывал Моисей, водивший бедный свой народ по пустыне?» – пронеслось у Танина в голове. Минутная пауза не прибавила определенности ни разговору, ни монотонным движениям Бухмана. На миг Китайцу даже показалось, что этот гигантский маятник вступил в сговор с качающей из стороны в сторону головой женщиной. Его заворожила неожиданно открывшаяся ему чудовищная гармония качающейся плоти, движения которой съедали слова с какой-то шизофренической настырностью и беззаботностью.

«Встать и уйти!» – стрелой вонзилось в мозг.

Он сделал глубокий вдох, справляясь с неизвестно откуда накатившей тошнотой.

– Я слышал, вы были хорошей парой… – Китаец старался не глядеть на Лену.

Но услышать очередной ее всхлип висевшая между ними стеклянная стена не помешала. Эта стена не давала доступа к правде, к признанию или покаянию, а вот всхлипы и всякие нелепые слова она охотно пропускала. «Не позавидуешь психотерапевтам. Правильно, что за границей их сеансы так дорого стоят».

Тихие, протяжные подвывания свободно достигали ушей Танина. Он был подавлен и смущен. «Может, у нее расстройство психики? Неудивительно».

– Каким образом пистолет попал вам в руки? Вы хотели убить вашего мужа? – громко спросил он.

– Нет! – выкрикнула Лена и снова затряслась в плаче, который набирал обороты с каждой секундой.

– Вы дружно жили?

– Да.

– Хорошо. – Танин перевел дыхание и, повернув голову, встретился глазами с Бухманом. – Он не изменял вам?

– Нет! – так же ожесточенно крикнула Лена.

– А вы ему?

Лена резко покачала головой из стороны в сторону.

– У вас был брачный контракт? – неумолимо наседал Танин.

– Да, да, да. – Лена тряслась, как в лихорадке.

Было не понять, плачет она или смеется. Лицо ее разрывалось от судорог и кривых усмешек.

– Что вы получите согласно ему? – Танин старался говорить холодно и спокойно – он ничего не мог противопоставить истерическим конвульсиям этой полубезумной женщины кроме отстраненной деловитости и ледяного интереса.

Подобное «хирургическое вмешательство» дало кое-какие плоды.

– Все.

– Если мы не докажем ее невиновность, – шепнул Китайцу Бухман, – она ничего не получит.

– То есть вы становитесь абсолютной наследницей? – Китаец толкнул под столом ногу Бухмана.

– Да, – внезапно одеревеневшими губами проговорила она с таким трудом и усилием, точно вытолкнула это недозрелое слово-плод из самой утробы.

– А в случае развода?

– Я невиновна! – с надломом воскликнула она.