Ее унизанная кольцами рука тоже была протянута в его сторону, так что их пальцы, пусть даже разделенные стеклом, соприкасались. Впрочем, женщина в зеркале смотрела отнюдь не на юношу, чьим отражением она была. Вместо этого ее взгляд был устремлен чуть выше его плеча, на просторный мир, который открывался за его спиной.

Я долго смотрела на эту картину, не зная, что мне делать: то ли смеяться, то ли плакать, глядя на собственный образ, который Леонардо изобразил со свойственным ему мастерством. Трудно сказать, когда именно он его написал, — мне ни разу не доводилось позировать для его портретов. Масло, которым был написан портрет, давно высохло, из чего я сделала вывод, что тот был написан задолго до того, как стало известно, кто я такая.

Интересно, был ли этот портрет своего рода шуткой, которую я, по его мнению, непременно оценю по достоинству, или же он писал его от всего сердца, как я — свою часть фрески?

Вздохнув и покачав головой, я подумала, что слишком хорошо изучила Леонардо, чтобы долго искать ответ на свой вопрос.

И все же, этот портрет навсегда останется для меня самой дорогой памятью о проведенных в обществе мастера днях, даже если я никогда не осмелюсь повесить творение его рук на всеобщее обозрение. И я, бросив на картину полный восхищения взгляд, завернула портрет подмастерья Дино и его отражения Дельфины в кусок зеленого шелка и перевязала веревкой. Спустя несколько минут я вышла из комнаты, неся оставшиеся пожитки Дино матери, чтобы та поступила с ними, как сочтет нужным.

Что касается портрета, то он был надежно спрятан от посторонних глаз на верху гардероба, вместе с костюмом пажа и моими дневниками, дожидаясь того дня, когда я вновь вспомню о них.

Примерно за четыреста лет до того, как братья Уилбур и Орвилл Райт сотворили историю воздухоплавания в Китти-Хоук, человек по имени Леонардо да Винчи был занят тем, что описывал анатомию птиц и причуды ветра. Его заветной целью было создание летательного аппарата, который позволит человеку подняться в воздух подобно своим крылатым собратьям. Причем, для него это было отнюдь не однодневное увлечение. На протяжении многих лет великий флорентинец изучал строение тела птиц, наблюдал за ними, рисовал особенности полета, желая понять, что позволяет им парить под облаками, в то время как человек обречен ступать по земле. Его многолетние наблюдения воплотились в труд под названием «Размышления о полете птиц», который он завершил примерно в 1505 году.

Что касается его рисунков, то он делал их на протяжении многих лет, начиная зарисовками анатомического строения птиц и, в частности, устройства крыла до набросков аппаратов, напоминающих сегодняшние парашюты и вертолеты. Инженерная мысль Леонардо нашла воплощение в подробных рисунках крылатых аппаратов, чье действие основано на принципах, описанных в его дневниках. Некоторые, как например, огромная пара крыльев, прикрепленных ремнями к спине человека, представляют собой скорее полет фантазии, другие — отдаленно напоминают современные планеры. История не сохранила до нас сведений о том, сумел ли когда-либо Леонардо поднять в воздух хотя бы одно из детищ своего технического гения. Но с другой стороны, история не сохранила для нас многое другое из творческого наследия Леонардо.

И еще. Те, кто следил за развитием событий, держа под рукой исторический атлас, наверняка заметили, что в пределах герцогства Миланского не существует никакой крошечной провинции Понтальба, как впрочем, и в остальной части Италии. И она сама, и ее жестокий правитель Никодемо — целиком и полностью плод моего воображения. Что касается Марианны, она также принадлежит к числу вымышленных родственников, коими я на страницах этой книги одарила Лодовико Моро исключительно в целях создания сюжетной линии.

И, наконец, последнее. Приведенная в эпилоге цитата из дневников Дельфины делла Фациа, на самом деле не что иное, как широко известные слова, которые якобы принадлежат Леонардо да Винчи, хотя, вполне возможно, что он никогда их не произносил. Ни один специалист по жизни Леонардо да Винчи так и не обнаружил их среди записей великого мастера, но вместе с тем никому не удалось найти того, кому на самом деле принадлежат эти слова. И потому, искренне попросив прощения у их неизвестного автора, я позволила себе смелость вложить эти слова в уста Дельфины. И тем не менее, я не сомневаюсь, что после ее полета вокруг замка Понтальба, она вполне могла высказаться в подобном духе на страницах своих дневников.