Жозеф решил, что будет вести беседу только с одной из сестер, и выразительно посмотрел на Прюданс. Но у него ничего не вышло.

– Он ведь всегда рано ложился спать.

– Мы подумали, что он под хмельком.

– …Когда мы услышали шум в его квартире, у меня началось сердцебиение…

– …А я начала задыхаться. Наша служанка Анаис уже ушла, она бы нам приготовила…

– …Целебный настой из трав. Мы были уверены, что это месье Деода, что он выпил и поэтому натыкается на мебель.

– Но это был вовсе не он, а грабители.

– Так сказали полицейские, они обыскивали его квартиру, а потом…

– …Задали нам кучу вопросов.

– Беднягу убили! Ах, куда катится этот мир, какие ужасные времена настают, если честных граждан сначала…

– …Убивают, а потом грабят!

– Напишите про это, а что касается нас…

– …Мы собираемся попросить…

– …Поменять нам замки и сделать…

– …Дополнительные засовы!

Когда Жозеф, пошатываясь, покинул, наконец, сестер Женепи, в голове у него шумело. Полученную информацию он решил проанализировать позднее.

«Будь я бандитом, мог бы десять раз прикончить этих простофиль, которые впускают в дом кого попало. Виктор прав, каждое новое расследование дает материал для романа».

Жозеф прошел по улице Данфер-Рошро до монастырского приюта. К нему бросился газетчик, размахивая свежим номером:

– Специальный выпуск! Два убийства в фиакре! Удушье было заранее спланировано!

Эта новость подтверждала версию Виктора.

«Черт побери, два покойника, а может и три, если считать Донатьена Ванделя! Да, в этом деле пока что все покрыто мраком!» – подумал Жозеф, листая «Пасс-парту».

Уткнувшись носом в газету, он дошел до авеню Обсерватории, которое десять лет назад расширили, чтобы провести Арпажонскую ветку железной дороги. Прежде чем перейти улицу, Жозеф предусмотрительно закрыл «Пасс-парту»: трамвай, запряженный лошадьми, ехал прямо на него.

Виктор трясся в седле велосипеда по неровной мостовой квартала Плезанс. Тут стояли приземистые дома с огородами, похожие на деревенские. На улице Дидо телега молочника, которую тянула старая кобыла в яблоках, преградила ему дорогу. Он добрался до заведения Тиссран, представился книготорговцем, другом месье Вине, и ему посоветовали обратиться к Сиприену Бретешу.

Странная смесь запахов капусты, керосина и мыла витала в пустынном в это время суток коридоре. Виктор уже дошел до поворота, когда его окликнул какой-то долговязый старик.

– Похоже, вы меня ищете. Я спускался, чтобы одолжить у мамаши Танше яйцо для штопки, проходите, мои хоромы тут.

Виктор окинул взглядом узкую комнату, где умещались только двуспальная складная металлическая кровать и деревянный сундук. Стены были обклеены иллюстрациями из журналов: сцены на пляже, строящие песочные замки мальчишки в матросских костюмчиках и соломенных шляпах с ленточками и девочки в платьях из органди. Таким, очевидно, была страна Эльдорадо, о которой мечтал обитатель этой комнаты. Войдя, он уселся на кровать. Виктор остался стоять, но хозяин похлопал рукой по ситцевому покрывалу рядом с собой.

– Садитесь, эта койка вполне заменит канапе, на каких сидят гости в высшем обществе. Я нарочно купил большую, ведь на кровати мы проводим добрую половину жизни.

– Неправда, только одну треть.

– Говорите за себя, я дрыхну часов двенадцать, иначе у меня голова потом кружится, а в моем возрасте это может иметь плачевные последствия.

Озадаченный Виктор внимательно разглядывал лицо старика, покрытое густой сеткой морщин.

– Допустим. Как думаете, что случилось с Максансом? В газетах пишут об убийстве.

– Меня допрашивали сегодня утром, и я сказал: «Он был безобиден как голубь, Макс Большое Ухо, грешно убивать таких».

– Откуда это прозвище?

– Макс Большое Ухо? Постойте, а вы сами-то кто такой? – насторожился Сиприен Бретеш.

– Мой дядя Эмиль Легри был другом Максанса.

– А-а, ну да, об этом Эмиле Макс мог говорить без конца. А раз уж вы член его семьи, вот вам моя рука. Я расскажу вам то, о чем никогда не узнает полиция. В тот вечер Макс ушел из дома не один, я не видел его спутника, но слышал, там был кто-то еще.

– Мужчина или женщина?

Сиприен Бретеш только молча надул щеки, что, должно быть, означало, что Виктор требует слишком многого.

– Ладно. Но вы не ответили на мой вопрос. Откуда это прозвище, Макс Большое Ухо?

– Во-первых, Макс обожал Аврелия и вечно цитировал его, а во-вторых – всегда прикидывался, что глуховат [61] , если ему не хотелось иметь дело с каким-нибудь занудой.

Сиприен Бретеш порылся в сундуке и вытащил оттуда «Размышления» Марка Аврелия.