– Вам нужна сенсация, мсье журналист? Тогда вы будете разочарованы, эта история скучна и банальна, она никого не заинтересует. Извольте: когда-то я преподавал философию, рассказывал студентам о трудах Аристотеля, Спинозы, Гегеля… Сам я больше всего любил Софокла, потому что его учение касается каждого из нас. Когда я повстречал Эмиля Легри, он был владельцем книжной лавки на улице Сен-Пер, должно быть, это был 1869 год. Я был молод, он произвел на меня сильное впечатление: это был неординарный человек. Эмиль вел почти монашеский образ жизни. Я никогда не забуду его лицо в ореоле седых волос, неизменный красный жилет… Мы прониклись друг к другу симпатией. Эмиль был горячим приверженцем учения утопистов. Он рассказал мне о Шарле Фурье и изложил его теорию об обществе, в котором будет царить полная гармония: упразднение института семьи в пользу всеобщего братства, победа над бедностью, жалованье, выплачиваемое гражданам не по их заслугам, но в зависимости от желания каждого. Мне захотелось разобраться в этом, и я стал его учеником. Это был благороднейший человек. Когда умер мой отец, я унаследовал его поместье и состояние и решил оставить преподавание и полностью посвятить себя фурьеризму вместе с Эмилем. В конце 1876 года мы основали ассоциацию «Подранки». Первое общее собрание проходило в книжном магазине «Эльзевир». Присутствовало шесть человек. Я помню, что Эмиль записал на форзаце реестровой книги имена и адреса всех членов ассоциации, включая тех, кто отсутствовал. Мне кажется, вы замерзли.

– Нет-нет…

– Может, выпьем чего-нибудь горячительного? А потом мой конюх отвезет вас на станцию.

Жозеф настолько окоченел, что был не в состоянии вымолвить ни звука. Гюго Мальпер с иронией посмотрел на него.

– Не бойтесь, молодой человек, у меня нет намерений брать вас в заложники.

Жозеф неохотно поднялся.

Они рано поужинали и предались любовным утехам.

В девять вечера Джина проснулась и посмотрела на лежащего рядом Кэндзи. Она была благодарна своей самой одаренной ученице, Маргарите Равийон, пригласившей ее на свадьбу, которая должна была состояться в воскресенье в церкви Сен-Рош. Из-за этого свидание с Кэндзи пришлось перенести на день раньше. Джина взяла свой пеньюар и собрала разбросанную на ковре одежду. Она собиралась повесить пиджак Кэндзи на спинку вольтеровского кресла, когда из кармана выпал какой-то предмет. Джина хотела положить его на место, но ее внимание привлекла обложка с надписью: «Невинные забавы инфанты».

Джина почувствовала, что заливается краской, разглядывая фотографии обнаженной молодой женщины: это была прелестная княгиня Максимова, чье лицо часто появлялось на театральных афишах. У Джины закружилась голова. Она взяла себя в руки и положила альбом на место, в карман пиджака. Потом бросила взгляд на Кэндзи, который безмятежно спал, свесив руку с кровати.

Джина вышла и стала мерить шагами гостиную, пораженная только что сделанным открытием. Как могла она быть столь наивной? Ей казалось, что Кэндзи не такой, как другие мужчины!

«Идиотка! Какая же ты идиотка, – повторяла она про себя. – Разве может хоть один мужчина устоять перед хорошенькой внешностью. Права пословица: “Сердце человека и дно океана – вот две самые глубокие бездны”. Надо быть реалисткой, не наступать второй раз на те же грабли, нельзя зависеть от мужских капризов. Я очень люблю его, но не стану строить далеко идущие планы: свиданий пару раз в неделю вполне достаточно. – Джина остановилась перед зеркалом: едва заметные морщинки в уголках глаз, серебристые нити в волосах, да и талия уже не такая тонкая, как раньше… – Время берет свое. А ты ведешь себя, как наивная девочка!»

Опустились сумерки. Джина бросила полено в очаг. Сухое дерево затрещало, взметнулся сноп искр.

Запахнувшись в широкое синее кимоно, в комнату вошел Кэндзи и уселся в кресло, положив ногу на ногу. Он смотрел на Джину, склонив голову на бок.

– Который час? – спросил он.

– Начало десятого.

– Перестань метаться, как тигр в клетке. Что с тобой?

– Ничего.

Кэндзи нахмурился. Джина улыбнулась ему.

– Хорошо, я скажу тебе…

Она взяла его за руки и притянула к себе:

– Выслушай меня, не перебивая. Я уезжаю в Краков. Рахиль, моя младшая дочь, скоро должна родить, я нужна ей.

– Когда ты вернешься?

– В следующем году.

– Что?!

– Сейчас уже конец ноября, дурачок. Я приеду в начале весны.

– Что я буду делать без тебя?

– Ах ты, старый хитрец! Думаю, ты найдешь, чем заняться, и потом, у тебя же магазин…

– Я люблю тебя, – прошептал он ей на ухо и нежно прижал к себе.

У Джины перехватило дыхание. Он просунул руку под пеньюар. Она развязала пояс кимоно.

Потом они долго лежали, обнявшись.

– Пойдем, перекусим, – сказал он.

– Позволь мне, милая, это слишком тяжело для тебя.

– Брось, Лазар, каждый занимается своим делом, как всегда! Ты же не на белоручке какой женился!

И, закусив губу, Рен Дюкудре потащила к примыкающей к магазину кладовой небольшую двухколесную тележку, на которую ее муж сложил ящики с товаром.

– У нее постоянно болит поясница из-за того, что она таскает всякие тяжести, но она не желает это признавать, – объяснил месье Дюкудре вознице фургона, который заканчивал разгрузку.

– Радуйтесь, что у вас такая крепкая жена, моя-то – кожа да кости! Подпишите здесь, – сказал тот, ткнув пальцем в накладную, а потом взобрался на козлы и стегнул кнутом двух замученных кляч, которые, тяжело ступая, поплелись к площади Бастилии. Он злился, что попадет домой в Банеле не раньше десяти вечера, но ему оставалось только браниться. – Боже правый, еле плетутся, как будто мы свинец возим!

Этот славный человек был не так уж далек от истины. Действительно, в большей части коробок, что он выгрузил на тротуар, были оловянные солдатики. Лазар заказал их в таком количестве, потому что в период рождественских праздников солдатиков хорошо разбирали. Красивые куклы тоже пользовались спросом у покупателей, как и блеющие барашки, говорящие кролики и прочая ерунда.