Косой луч покинул книги и добрался до волос Таша.

Приподнявшись на локте, Виктор любовался этим мирным зрелищем, которое навеки запечатлелось в его душе.

Альфонс Баллю колебался, не умея выбрать между желанием надеть обновку – полосатый саржевый костюм – и ошеломить всех, появившись в офицерской форме. В конце концов, поборов искушение, он решил не пачкать новый мундир. Комиссованный из армии по причине слабого здоровья, Баллю сменил службу в Сенегале на должность в военном министерстве, где служил секретарем генерала Барне. Первое время эта работа не вызывала у него ничего, кроме отвращения, но вскоре он уже радовался тому, что в его жизни больше не будет форсированных маршей в непогоду, не говоря уже о том, что теперь, выйдя со службы, он мог себе позволить удовольствие сесть за столик летнего кафе и полюбоваться прелестями проходящих мимо девиц, которые иногда строили ему глазки. Именно так ему удалось соблазнить некую Люси Гремий, которая стригла и помадила его соратников в салоне-парикмахерской на улице Антрепренер. Эта девица, надо признать, оказалась весьма ловкой и умелой: она его буквально преобразила, побрив подбородок, чтобы подчеркнуть роскошные длинные усы, и сделав ему косой пробор.

Когда, налюбовавшись своим отражением в зеркале шифоньера и сделав выбор в пользу полосок, он величественно спустился по лестнице, хозяйка семейного пансиона вдова Симоне воскликнула: «О, вас и не узнать!» – и это доказывало, что он не ошибся в выборе.

– Что вы хотите этим сказать, Арманда?

– Ах, мсье Баллю!.. Я запрещаю вам называть меня по имени! Хватит красоваться, идите завтракать, кофе и яичница остывают!

Мадам Симоне проводила взглядом любимого квартиросъемщика и, терзаемая смутным беспокойством, вернулась на кухню. На самом деле вдовой она не была: ни с кем и никогда мадам Симоне не была связана узами брака. Однако, понимая, что статус незамужней дамы может смутить квартирантов, которым она предлагала кров и пищу, а также желая опередить неприятные расспросы, она придумала себе трагическую биографию. В ней все было как надо: ветреный супруг, измучивший ее изменами, его преждевременная гибель под колесами экипажа и наконец законное наследство.

О своем реальном прошлом Арманда Симоне предпочитала не вспоминать. С юности она жила исключительно за счет своих прелестей, но в конце концов ей повезло: она стала содержанкой у богатого старика, хозяина дома на улице Рамбютто. Длившиеся пять лет отношения не были освящены церковью, но зато он оставил ей неплохое наследство. С годами Арманда располнела, сменила прическу и теперь не боялась, что кто-то из прежних клиентов может ее узнать. Почти все свои средства она вложила в этот дом в зажиточном квартале Гренель, расположенный недалеко от мэрии, церкви и старинного замка, где теперь стояла пожарная часть.

В дверь позвонили. Катрин, служанка, пошла открывать. Она впустила пухленькую низкорослую женщину, укутанную в шали и в шляпке с перьями. Мадам Симоне сразу узнала Мишлин Баллю, кузину самовлюбленного Альфонса.

Мадам Симоне ее недолюбливала: каждое второе воскресенье эта толстуха отправлялась с братцем на прогулку, а после они обедали в каких-то дешевых забегаловках, вместо того чтобы столоваться у нее.

– Капитан Баллю завтракает, – объявила она с плохо скрытой неприязнью.

– Ну что ж, я пока с ним поболтаю! – невозмутимо ответила та.

Мадам Симоне пожала плечами. Она считала ниже своего достоинства общение с какой-то консьержкой. Что ж, тем хуже, капитан Баллю останется без дополнительных бутербродов. Она не станет долго терпеть присутствие этой расфуфыренной тушки.

Кроме Альфонса Баллю, за столом сидел Адемар Фендорж, бывший преподаватель латыни в религиозном училище. Теперь, выйдя на пенсию, он часами гулял в саду Тюильри, куда в обеденный перерыв приходили молоденькие девушки, которых он развлекал с помощью своей латыни. Этот дородный книгочей с длинными крашеными волосами произвел сильное впечатление на Мишлин, особенно после того как кузен рассказал ей о том, что тридцать лет назад, в молодости, латинист участвовал в раскопках останков доисторических животных в песчаном карьере на улице Сен-Шарль.

– Представляешь, Мимина, – так звал свою кузину Альфонс Баллю, – он обнаружил коренной зуб гиппопотама и берцовую кость гигантского ископаемого оленя!

– А эти штуки… которые он обнаружил… они редкие?

– Да ты смеешься?! Они ис-то-ри-чес-ки-е!

Войдя в столовую, Мишлин Баллю присела в неловком реверансе, а мсье Фендорж, кивнув в ответ и промокнув салфеткой рот, неторопливо направился на поиски новых, все более и более миловидных поклонниц.

– Вот это я понимаю! Какой интересный господин! Братец, тебе сказочно повезло иметь таких соседей!

Когда оба ушли, мадам Симоне принялась убирать со стола.

– О капитане Баллю могу сказать только хорошее. А вот его кузина – просто бестия, – проворчала она служанке.

– Да уж, мадам! Хорошо хоть, другие ваши постояльцы ее не видели, особенно мсье и мадам Дюссо. Они и без того такие угрюмые!

Но супруги Дюссо, бывшие фармацевты, как раз столкнулись с Баллю и его кузиной перед особняком, принадлежавшим когда-то химику Ансельму Пейену, а ныне – его дочери, устроившей в нем дом престарелых. Мадам Дюссо, плоская, как доска, несмотря на все попытки набрать вес с помощью особо питательной диеты, окинула презрительным взглядом пышнотелую мадемуазель, а когда обе пары разминулись, ехидно процедила:

– Того и гляди, она скоро лопнет, эта консьержка с улицы Сен-Пер! А строит-то из себя!

– Куда ты поведешь меня сегодня, Пулэ [151] ? – поинтересовалась Мишлин Баллю.

Она не имела права оставлять дом на улице Сен-Пер без присмотра, но договорилась, что ее подменит Лулу, племянница хозяйки «Потерянного времени», где потягивали пиво ученики Школы изящных искусств. Когда эти выходы в свет стали для Мишлин и ее кузена традиционными, они договорились, что Альфонс будет их организовывать, а его кузина – оплачивать.