– А как же макияж? Я не могу в таком виде предстать перед зрителями! Да и вообще я сегодня не в голосе…

Алине Брониславовне пришлось долго объяснять, что никакого концерта не будет, а она арестована. Разину такой расклад ничуть не испугал.

– Арестована? Я? Занимательно!

Однако непривычно долгое пребывание в незнакомом месте очень быстро привело к тому, что примадонна начала нервничать. И даже после того, как Тодор, вспомнив о своих обязанностях, поднес ей зажигалку, истерика могла разразиться в любую минуту. К счастью, на какое-то время внимание Алины Брониславовны отвлек часовой с автоматом, застывший у двери.

– Кто этот человек? – поинтересовалась она у Михаила.

– Ваш личный охранник, – соврал Миша, не забыв при этом скорчить одну из своих фирменных гримас. – Секьюрити.

Известие о том, что ее охраняют, Разина восприняла, как должное, и погрузилась в нирвану, занявшись изучением клубов сигаретного дыма.

Дверь распахнулась. В кабинет вошли Хорошев, Бамбуло и Максим Максимович. Степан сел за стол на место Корнилова, друзья его расположились на стульях по бокам.

– Ще раз здрастуйте. Як будемо розмовляти? – Стук приветливо улыбнулся. – По одному, або видразу очну ставку организуемо?

– По-русски, пожалуйста, – попросила Алина Брониславовна. – Мы уже по горло сыты вашей независимой Украиной.

– Извиняюсь. Я спрашиваю, как вас лучше допрашивать. По одному или скопом?

– Что значит «допрашивать»?! Что значит «скопом»?! – возмутилась патриарша. – Вам известно, кто я?

– О! А я вас, кажется, знаю! – воскликнул Бамбуло. – Дай Бог памяти… Про до фига красных тюльпанов – это ведь вы пели?

– Я. Конечно, я, – Алина гордо вскинула голову, заставив свой тройной подбородок заколыхаться. – И нечего паясничать, юноша. Серьезно говорю – я единственная звезда в России. Такая у меня должность. Я – Алина Разина!

– Хватит о звездах, тошнит уже, – вступил в разговор Вольдемар. – Какого лешего нас сюда привели? В чем обвиняют?

– Вот это уже по существу, – кивнул Хорошев. – Обвинений хоть пруд пруди. Заговор с целью организации вооруженного бунта, содействие Руслану Коробцову и его бандам, которые напали на Жуковку… Продолжать?

– Мы – артисты! – захныкал Тодор. – А лично я всегда говорил: русские люди, если их не развлекать, они на баррикады пойдут. Вам оно надо? Мне – нет. Их можете допрашивать, а меня отпустите. Я тут не при делах.

– Тоже мне русский нашелся, – хмыкнула Раиса. – Развлекатель хренов. А кто к генералам таскался? Кто их на бунт подбивал?

– Только из-за угроз! Только из-за опасения за собственную жизнь! Это все Конструктор! Он нас принудил! Убить обещал, подлец! Помилуйте нас, господа… И прошу учесть: если в чем-то ошибался, я – румын, мне простительно!

– Присоединяюсь к Тодору! – воскликнул Михаил. – Я хоть и не румын, но тоже заблуждался! Надеюсь на понимание и снисхождение.

– Я, пожалуй, тоже, это самое… Заблуждался! В потемках бродил! – быстро, словно курица, клюющая зерно, закивал Ромочка. – И вообще, это несправедливо! Конструктор воду мутит, а нам за него отдувайся?

– Кто такой Конструктор? – округлила глаза Алина Брониславовна. – Почему не представлен?

– Достаточно базара! Разгалделись мне тут, – Хорошев легонько стукнул кулаком по столу. – Я так скажу: чистосердечное признание и искренняя помощь следствию смягчает наказание.

– Вы разве не видите, что они над нами издеваются? – презрительно бросила Раиса. – Чистосердечное признание… В гробу я видела твою искреннюю помощь следствию!

– В гробу, – задумчиво произнесла Алина Брониславовна. – Вспомнила! Меня обещали похоронить в Пирамиде!

Максим Максимович наклонился к самому уху Хорошева и прошептал:

– Эту грудастую дамочку лучше изолировать. От Разиной тоже, думаю, толка не будет. Только выпроводить их как-нибудь поаккуратнее надо. Сам займусь. Провожу их к остальным в бункер «эф», пусть посидят на гастовской баланде. Думаю, диета пойдет им на пользу: у одной снизит самооценку, другой вернет память.

– Согласен. Здесь они только мешают.

Алина безропотно согласилась покинуть помещение – она была слишком занята размышлениями на загробные темы, чтобы закатывать истерику. Раиса на предложение выйти только фыркнула.

Избавившись от дам, Хорошев и Бамбуло еще несколько минут выслушивали хныканье, причитания и обещания искупить вину. Когда у обвиняемых наконец-то иссяк поток клятв и заверений в вечной преданности, заговорил Стук:

– Вам нужен покой. Нам нужен Конструктор. Если сдадите нам этого орла, все ваши прегрешения будут забыты. Вернетесь к себе в подземное логово и будете жить припеваючи. Обмен, думаю, равноценный. Слухаемо пропозиции.

– О Конструкторе знаю немного, – пробурчал Вольдемар, ощупывая нос. – Слышал, что покойный Садыков с ним дружбу водил. Вчера вечером в первый раз увидел его. Если этот подонок еще раз появится на моем горизонте – сдам без сожаления.