Шрифт:
В салоне микроавтобуса находились трое: длинноволосый блондин, коренастый крепыш с короткой стрижкой под «ежика» и невзрачный взъерошенный брюнет.
— Не суетись, Курт! — процедил сквозь зубы крепыш. — И перестань употреблять немецкие слова! Мы в России. Когда-нибудь это вызовет подозрение у какой-нибудь бабушки, и из-за подобного пустяка мы загремим в Сибирь чистить снег. Спецслужб и рядовых уличных доносчиков везде хватает.
— У меня не было русской бабушки, — тихо огрызнулся долговязый блондин. — Говорю, как могу. Кстати, курсы русского языка я окончил с отличием, а после два года стажировался в Калининграде.
— Ага, и тебя там все принимали за выходца из Эстонии! — ехидно заметил брюнет.
— Да иди ты! — огрызнулся на иронию Курт. — Я здесь один настоящий немец!
Крепыш протянул руку, достал дорожную сумку и вытащил из нее одежду и бутылку водки. Одежду бросил на сиденье, а бутылку протянул брюнету:
— Пей и переодевайся. Для тебя появилась работа. Все должно выглядеть натурально.
— Но зачем, Бруно? — удивился брюнет, поняв замысел крепыша. — Мне ведь потом за руль садиться!
— Ничего, — с довольным смешком сказал крепыш. — Машину, если понадобится, поведет Курт, а ты потом примешь таблетку из спецаптечки. Будешь выглядеть лучше, чем сейчас. Пей-пей! От тебя должен исходить свежий перегар.
— Это точно, Бруно, — подхватил Курт, хохотнув. — После вчерашнего свидания с русской фройляйн он выглядит неважно.
— Заткнись! — рыкнул Бруно на долговязого и продолжил инструктаж брюнета: — Когда объект будет выходить, подкинешь ему «маячок», мы подключимся к спутнику, и никуда он от нас не денется. Дед наверняка расскажет внуку все без утайки, а тот приведет нас куда надо, даже не подозревая об этом. Экспериментировать же с сывороткой правды над столетним стариком — пустое занятие. Здоровье у него ни к черту — сердце не выдержит.
— Русские девушки слишком много пьют, — хмуро сказал брюнет, подумав о чем-то своем.
Он с тяжелым вздохом откупорил бутылку и, поморщившись, начал пить прямо из горла.
Курт, усмехнувшись, отвернулся к своей аппаратуре и снова надел на голову наушники. Пробормотав что-то по-немецки, он покрутил ручку настройки частот.
3. Крысы
Ноябрь 1946 года. Антарктида.
Секретная подземная база «Черное Солнце».
Острое лезвие вонзилось в брюшко крысы, окрасив серый мех кровью.
Доктор Фогель аккуратно вскрыл брюшную полость, отложил скальпель, взял пинцет, лупу — и вытянул из желеобразной жижи внутренности.
Профессор Майер брезгливо поморщился. Он провел тысячи подобных опытов, но так и не смог избавиться от отвращения к окровавленным слизистым потрохам.
— Так-так… — задумчиво произнес доктор, поковырялся в кишках, осматривая их через увеличительную линзу. — Вроде все в норме… Хорошая работа, господин профессор. Она превзошла наши ожидания. Когда начнется регенерация?
— Как только закончится действие наркоза, — ответил Майер. — Ваша сыворотка творит чудеса! С каждым разом процесс ускоряется…
Фогель отложил в сторону инструмент и нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.
— Смотрите! — воскликнул Майер.
Эрих не поверил своим глазам: крыса зашевелила лапками и ее внутренности втянулись обратно, словно попав в водоворот; рана стремительно заживала.
— Вот это да! — воскликнул доктор и улыбнулся. — Малышка торопится воскреснуть!
— Это самец, дорогой Эрих, — поправил профессор. Его глаза сияли. — Но есть и самка. Я усовершенствовал больше дюжины тварей.
Крыса жалобно пискнула — доктор взял ее за хвост и опустил в один из террариумов, в которых находились другие подопытные грызуны. Она поднялась на задние лапки и как-то пристально посмотрела на ученого. Эриху даже показалось, что крыса искривила мордочку в легкой, но, несомненно, недоброй улыбке.
Доктор отвернулся, но ощущение, что крыса наблюдает за ним и ухмыляется — осталось: оно ползало по спине, словно слепые муравьи.
— Пойдемте ко мне, профессор, — предложил он. — У меня в комнате припрятан «Мартель». Пропустим по рюмашке хорошего французского коньяка. Вы не против?
— Не откажусь, Эрих, — согласился Майер. — И даже не по рюмашке. Мы это заслужили. А опыты отложим на завтра.
Профессор посмотрел на прыгающего в клетке и скалящего зубы шимпанзе:
— Успокойся, Клаус, за тебя я тоже не забуду. Всему свое время, приятель.
Ученые направились к выходу.
Шимпанзе Клаус смотрел то на удаляющихся людей, то на замерших крыс. От невинности во взглядах грызунов не осталось и следа. Ее сменила злоба и неприязнь.