Шрифт:
– Слушай мою команду! – закричал он своим охранникам. – Шаг вперед – нападение!
Кавээн остановился и, сплюнув, вернулся к остальным… Пока он шел, в спину ему смотрели четыре ствола автоматов… Потом охранники опустили автоматы и вслед за начальником прошли через ворота на территорию лагеря. Кузин выразительно помахал нам рукой, жестами показывая, что разговор окончен и чтобы мы немедленно покинули территорию перед воротами…
Ростовский майор, наблюдавший эту сцену не вмешиваясь, сказал громко и уверенно:
– Садись, мужики, кури! Думать будем – что делать с этим козлом!
– Что тут думать, у меня приказ полковника, – тут же вскинулся милицейский майор, – очистить территорию перед фронтом огня… Он приказ отдал – пусть он и думает! Мое дело – доложить…
– У меня тоже приказ, – возразил еще один мужчина, в спасательской форме. – Только тот, кто его отдал, – далеко, а я здесь… Мне и думать… Пока ты докладывать будешь – сгорят мужики…
Он кивнул на лагерь…
– Или разбегутся, когда бараки гореть начнут… – сказала я.
– У этого козла не разбежишься, – возразил милиционер. – Кузин их постреляет всех до одного. Я его давно знаю… У него смертность в лагере – выше, чем в Чечне… Зверь…
– Сволочь он трусливая, твой Кузин, – проворчал Кавээн. – Я б его придушил…
И он сжал свой огромный кулак. Убедительно у него получилось.
Мы расположились на траве неподалеку от колючей проволоки. Мужчины молча курили, перебрасываясь незначительными фразами, а я перебралась поближе к Кавээну и взглянула на него вопросительно…
– Новосибирцы здесь, – сказал он мне тихо. – Ростовцы тоже?
Я кивнула.
В этот момент из леса показалась еще одна колонна спасателей – человек двадцать… Когда они подошли поближе, лица у нас с Кавээном вытянулись – впереди рядом с командиром мы увидели Григория Абрамовича. Значит, москвичи тоже здесь… Ничего непонятно… Что же – и волгоградцы здесь будут?..
Григорий Абрамович не стал разыгрывать комедию и делать вид, что мы не знаем друг друга… Он подошел к нам с Кавээном и сразу же сказал:
– Знаю, знаю – все четыре группы почему-то собрались здесь…
– Четыре? – переспросил Кавээн.
– За москвичами идет отряд волгоградцев, – хмуро пояснил Григорий Абрамович. – Я еще не разобрался, что это – случайность или чья-то очень хитрая комбинация, – но все отряды, которые были у нас под подозрением, оказались здесь…
Он вытер вспотевшую лысину и тяжело вздохнул, переводя дыхание. Быстрая ходьба по лесным дорогам его заметно утомила.
– За своими объектами продолжайте пока следить, вплоть до моего указания об отмене наблюдения, – сказал он. – Что тут у вас с этим Кузиным?
Не спрашивая, откуда Грэгу известна фамилия начальника лагеря, Кавээн вкратце объяснил ситуацию, которая сводилась к тому, что лагерное начальство отказывалось эвакуировать лагерь.
Григорий Абрамович задумался. Потом приказал нам ждать – точно так же, как ростовский майор своим «гвардейцам», и пошел совещаться о чем-то с командиром московского отряда спасателей, который, как я разглядела, был в звании полковника МЧС.
О чем они говорили, мне слышно не было, мы с Кавээном лежали голова к голове на траве, и вскоре к нам присоединился Игорек. Он был хмур, не сказал нам ни слова, лег рядом на спину и уставился в небо.
Не знаю, о чем думали Кавээн с Игорем, судя по их лицам, мысли их одолевали не особенно веселые. А я не могла отвязаться от одного навязчивого ощущения – что я занимаюсь не своим делом…
Почему, скажите на милость, мы сидим, вернее, лежим здесь, когда совсем рядом бушует в лесу огонь и каждые лишние руки – на вес золота… А нас тут сидит больше ста человек, и все ждем неизвестно чего… Ждем, когда этот мерзавец Кузин надумает выводить людей из лагеря… Не может же он их оставить за колючкой и смотреть, как они будут метаться между горящих бараков…
Надеяться на то, что огонь не переберется через ряды колючки – глупо. Искры летят на добрую сотню метров, за лето не было почти ни одного дождя – деревянные строения высохли и вспыхивают как порох. Одной искорки хватит. А ветер будет их снопами носить…
А я должна еще какого-то предателя вычислять среди своих, среди спасателей… Люди думают о том, как беде помочь, а я? А я хожу – подозреваю всех подряд – не ты ли предатель? Не ты ли агент ФСБ? А может быть – ты?.. Гадость, а не работа.