— Замечательный вечер, — негромко сказал Ярошенко. — Тишина и такое небо. Взгляните вон на ту тучу. Она будто рыба с красными плавниками.

И голос, и слова Ярошенки были настолько неожиданными, что Бахметьев раскрыл рот, но выговорить ничего не смог.

Медное солнце садилось за лесом противоположного берега, и закат огромным пожаром стоял над рекой. Одна из туч действительно была похожей на чудовищную рыбу, но неужели комиссар Ярошенко мог любоваться красотами природы?

— Завтра будет ветер, — сказал наконец Бахметьев, потому что что-нибудь сказать нужно было. — Это гораздо лучше, чем дождь.

Ярошенко улыбнулся:

— Ну, конечно, лучше. Значит, нам с вами унывать ни к чему? Верно?

На стоявшем за кормой «Робеспьере» пробили склянки, и резко просвистела дудка вахтенного. Кем мог быть раньше этот комиссар Ярошенко? Всё равно, кем бы он ни был, разговаривать с ним следовало осторожно. Но внезапно Бахметьев почувствовал, что соблюдать осторожность в разговорах и заниматься всяческой дипломатией он больше не может. Никак не может.

— Чепуха всё это, — решительно сказал он. — Собачья чепуха. Смотреть противно.

Ярошенко промолчал. Казалось, что он даже не слышал, но останавливаться уже было поздно:

— Вы поймите: так воевать нельзя. Нет никакой физической возможности. Все равно ничего не выйдет. Это же не флотилия, а плавучая богадельня. Колесные калоши с расстрелянными пушками, совершенно необученные команды и какое-то фантастическое командование. Один комфлот Шадринский чего стоит! Боится всего на свете, вплоть до своих писарей. А наш начальник дивизиона Малиничев? Дурак и уши холодные! Только что в штабе врал, будто поднял совершенно правильный сигнал «Отходить к базе», и возмущался нашим поведением.

— Малиничев, говорят, обладает немалым опытом, — с еле заметной усмешкой возразил Ярошенко. — Кажется, он — бывший лейтенант.

— Бывший лейтенант! Разве можно теперь судить о командире по его прежнему чину? — И вдруг Бахметьев сообразил, что говорит что-то неладное. Что-то идущее вразрез со всеми его представлениями о службе. Какую-то неожиданную ересь. Как это вышло?

— Если не ошибаюсь, он был старшим офицером на одном из новых миноносцев, — продолжал Ярошенко. — Вряд ли ему дали бы такое назначение, если бы он никуда не годился.

Верно. Лейтенант Малиничев был старшим офицером на «Капитане Кроуне» и пользовался хорошей репутацией. Почему же он здесь не мог справиться с тремя несчастными вооруженными буксирами и только путал? И внезапно Бахметьеву пришла в голову совершенно новая мысль:

— Знаете что, все эти бывшие раньше могли неплохо командовать, а теперь никак не могут. И вот почему: они боятся отдавать приказания. Им все кажется, что их сейчас за борт бросать начнут. Их ушибло еще в семнадцатом году, и они до сих пор не могут прийти в себя.

Ярошенко молча кивнул головой. Его юный командир сейчас был бесспорно искренним, только многого еще не понимал и в отношении Малиничева, к сожалению, ошибался. Малиничев был тонкой бестией.

— Отчасти вы правы, — наконец сказал он. — Однако расстраиваться по этому поводу не стоит. Кое-кто привыкнет, а кое-кого снимут. — Подумал и снова улыбнулся. — Хорошо, что вы стараетесь навести порядок, только не нужно нервничать.

Бахметьев пожал плечами:

— Стараюсь по привычке, но из этого всё равно ничего не получится. Слушайте. Сегодня там было два монитора, а завтра будет хоть двадцать. У них в тылу весь английский флот со всей его чудовищной силой, а что у нас?

Ярошенко отвернулся. Солнце уже село за лесом, и река постепенно начинала тускнеть. Положение, конечно, было тяжелым. Может быть, еще более тяжелым, чем оно казалось юному товарищу Бахметьеву. Но всё-таки в конечном итоге революция должна была победить, как она побеждала везде.

— Я знаю, что воюют не пушки, а люди, — медленно заговорил он. — И наши люди ничем не хуже их. Пожалуй, даже лучше. Они дерутся за свое дело, за свою власть. — Всем телом наклонился вперед и взглянул на горящее небо, точно в нем искал ответа. — И еще я знаю, что у них в тылу, кроме английского флота, есть английский пролетариат. Мы победим, товарищ командир. Можете не сомневаться.

— А! — И Бахметьев махнул рукой. — Политика. Я лучше пойду спать.

Рассуждения о международной солидарности трудящихся казались ему просто ребячеством, Рассчитывать на то, что английские комендоры из классовых соображений начнут стрелять мимо дели, никак не приходилось. Военная мысль могла считаться только с фактами, а фактами были мониторы.

— Спокойной ночи, — не оборачиваясь, сказал Ярошенко.

Борис Лобачевский прибыл на флотилию на должность флагманского минера и своим назначением был очень доволен, потому что ни мин, ни торпед на флотилии не имелось.