– Чем же вы таким их подцепили? – поинтересовалась я совершенно искренне.

– Это долго рассказывать. В двух словах – помог мне этот вот хмырь…

Он кивнул на Анохина, который лежал пластом на жиденьком матрасе и прислушивался к нашему разговору.

– Эта сволочь, оказывается, прихватила с собой из самолета черный ящик, куда записывается все, что произошло в воздухе – все акустические, электрические и гидродинамические каналы, которые только поддаются записи. По ним можно восстановить довольно точно картину того, что произошло на самом деле.

– А зачем он ему нужен? – недоумевала я.

– Так он тайник в нем устроил! – воскликнул Менделеев.

– Ты врешь, свинья! – заорал на него Анохин. – Это не мой тайник. Я нашел его, когда проверял техническое состояние самолета! Это не мой тайник!

– Это ты врешь, Анохин! – ответил ему Менделеев. – Техническое состояние проверяет перед вылетом специальная команда техников, а ты даже и подходить не должен был к черному ящику, не то что его проверять. Это прямое нарушение твоих служебных обязанностей и превышение твоих весьма ограниченных полномочий! Дай только попасть в Россию, а там я быстро с тобой разберусь!

– Откуда ты можешь знать, что входит в мои обязанности, а что… – начал было спорить Анохин, но его прервало появление того же офицера, которого сопровождал старый иранец в гражданской одежде. Старик нес какой-то узел. Офицер приказал охраннику открыть решетку. Старик распахнул дверь и бросил на пол свой узел. Охранник вновь закрыл нас, а офицер сказал перед тем, как уйти:

– Через половину одного часа вас переведут в другую тюрьму. Тогда, – он ткнул пальцем в сторону Менделеева, – ты скажешь, где есть ваш самолет, и покажешь это на карте…

– Я обещал, – ответил Менделеев. – И сделаю, как обещал.

Офицер ушел. Менделеев подобрал с пола узел, брошенный стариком, и протянул его мне:

– Это, без всякого сомнения, женская одежда. Переодевайся!

Я бросилась сдирать с себя прорезиненную ткань. Это было просто наслаждение. Оставшись в шерстяном костюме, который тоже весь пропитался потом и вызывал у меня лишь чувство отвращения, я посмотрела, что мне принесли, секунду помедлила и без всякого смущения принялась снимать и его. Под ним на мне были лишь трусики, которые давно уже не мешало бы постирать, и я решила избавиться и от них. Я оказалась совершенно обнаженной в компании двух мужчин, но только один из них повел себя как мужчина. Менделеев отвернулся к решетке и принялся рассматривать прутья, из которых она была сделана. А вот Анохин уставился прямо на меня, и глаза его бегали вверх-вниз – он бросал взгляды то на мои груди, то на лобок.

«Да пошел ты, козел!» – подумала я и повернулась к нему спиной, пусть рассматривает мою задницу, если уж ему так интересно лишний раз взглянуть на обнаженную женщину. В моем представлении, если у мужчины возникает такое желание, он не пользуется для этого удобным случаем, а раздевает ее сам. Он испытывает от этого настоящее удовольствие, а не просто пускает похотливые слюни…

В узле оказалась рубаха из какой-то серой и довольно плотной ткани, которая прикрыла мою фигуру почти до колен, свободные штаны из полосатой ткани, кофта из тонкой шерсти и короткая плиссированная юбка.

Когда я все это на себя надела и представила, как я теперь выгляжу, меня просто ужас охватил от одной мысли, что Менделеев сейчас повернется и увидит меня в таком идиотском облачении. Я, оказывается, настолько привыкла к европейской традиции в одежде, что восточные фасоны для меня казались дикими.

Я быстренько подхватила с пола широченные черные шаровары и напялила их на себя. Осталась огромная черная накидка, которую я кое-как на себе пристроила. И оказалась одета как настоящая иранская женщина – только из накидки торчала моя светло-русая голова с разбросанными по плечам волосами…

Менделеев обернулся и… рассмеялся, чем меня немало смутил.

– Ну, ты просто как с картины Махмуда Малек ош-Шоара! – воскликнул он. – Не хватает заключительного штриха, чтобы ты была неотличима от настоящей персиянки. А ну-ка подойди ко мне.

Я подошла. Он расправил накидку и набросил мне ее на голову, а на лицо повязал белую полупрозрачную легкую косынку – чуть выше лба, так, что она полностью закрыла мне все лицо.

Он заставил меня отойти на пару шагов, окинул критическим взглядом и сказал удовлетворенно:

– Вот это совсем другое дело!

Странно, но я почувствовала себя в относительной безопасности, как только легкая ткань коснулась моего лица и скрыла его от взглядов окружающих. Мне было все видно сквозь прозрачную ткань, но я почему-то была уверена, что моего лица Менделеев не видит. Не знаю почему, но я покраснела под своей защитой из ткани, словно девчонка, впервые надевшая взрослое женское платье и вышедшая в нем на улицу под взгляды мужчин.

Не успела я как следует освоиться в новом наряде, как вновь появился офицер с двумя охранниками и коротко приказал: