— Не волнуйтесь, пожалуйста, я вас ни в чем не обвиняю. — Василий выдержал эффектную паузу. — Я понять хочу. Согласитесь, когда человек оставляет себе памятку, записывает что-то в календарь, речь, скорее всего, идет не о простой болтовне, а о чем-то важном.

— Нет. — Иратов достал платок и долго вытирал вспотевшее лицо. — Нет. Она, Светка, была вздорной женщиной. Вот пришла ей мысль в голову, она позвонила, но меня не застала. Как быть? Дела, суета, можно ведь и забыть, о чем хотела поговорить. А мысль-то жалко. Не часто ее дурную голову мысли посещали. Вот и оставила себе напоминание.

— На календаре никаких напоминаний на конкретную мысль. Только о том, что надо поговорить.

— Ассоциативное мышление у нее было неплохо развито, вспомнит, что собиралась поговорить — автоматически вспомнит и о чем.

— Какого рода разногласия были у вас с Григорчук? — Василий старался говорить доброжелательно, но все равно разозлил Иратова:

— К чему вы клоните?! Да как вы…

— Больше времени потратите на возмущение, — мягко перебил Василий. — Ответьте, быстрее разойдемся.

— С вами разойдешься! — Иратов смотрел волком.

— Идея правильная, но дурная, — заметил Василий. — Не преувеличивайте наши возможности и не скромничайте, Вадим Сергеевич. Уж вы-то на нас управу найдете, если что. И если мы будем искать, на кого бы спихнуть убийство, то, поверьте, поостережемся выбирать вашу кандидатуру. Зачем нам такой геморрой? Уж проще бомжа запойного найти и сочинить сказку о том, как ему удалось проникнуть в закрытый пансионат «Роща». А вопросы мои — для протокола и, считайте, чистая формальность. Я ВСЕМ задаю такие вопросы.

— Всех разногласий не упомню, мы часто ругались. Но в основном по мелочам, — ответил Иратов ворчливо, но уже спокойнее. — Она лезла в наши отношения с женой, голову ей забивала. Глупости, но я злился. А вы бы не стали?

— Я? — Василий посмотрел на Иратова с пониманием. — Убил бы!

— Вот! — В голосе Иратова появилось удовлетворение. — Вот! То есть, — спохватился он, — убивать за такое не надо, то есть за такое не убивают. Но противно.

— А я бы убил, — стоял на своем Василий.

— Я не столь решителен, — вздохнул Иратов.

— Жаль, — с чувством сказал Василий. — Вот потому они нам нервы и треплют.

Иратов посмотрел на старшего оперуполномоченного с любопытством:

— Убивать грешно, капитан. Да и небезопасно.

— Так-то оно так, — протянул Василий, — но знаете, как бывает? Живет себе человек, ни о каком убийстве не помышляет. Да что об убийстве? Даже мысль о простом воровстве ему противна. А потом случайно оказывается рядом с типом, который ему долгие годы жизнь отравлял. И вдруг накатывает на него, он уже не может себя сдерживать… Сколько таких случаев, вы не представляете. Что вам сказала Григорчук по телефону?

Иратов опять затрясся:

— Сказала, зайди ко мне срочно. Немедленно. И бросила трубку.

— И вы, как мальчик, побежали к этой стерве? — В голосе старшего оперуполномоченного явственно слышалось сомнение.

— Да, пошел. Решил, случилось что-то.

— За нее испугались?

— Не то чтобы испугался, а так… Не подумал просто.

— Вы же сами сказали: что-то случилось.

— Да, мне показалось, что не все в порядке. — Иратов опять потянулся дрожащими руками за сигаретой.

— Или все-таки она могла сказать вам что-то важное? И вы пошли, потому что не могли не пойти? Она вам угрожала?

— Нет!

— Понимаете, Вадим Сергеевич, во всем должна быть логика. Чего угодно может не быть — осторожности, сообразительности, но логика всегда должна быть. В ваших словах я ее не вижу. Пьяная женщина бузит, вы сами сказали. Пристает ко всем с глупыми разговорами. Вы ее терпеть не можете, потому как она вас достала даже у вас дома. И вдруг она звонит, и вы бежите.

— Да, дурак. Не знаю, зачем пошел. — Иратов беспомощно развел руками. — Логика тоже есть не везде.

— Ладно. Когда вы с ней разговаривали, вы не слышали посторонних шумов? Голоса? Музыка? Телевизор?

— Да, — Иратов подумал и кивнул. — Да, было шумно. Голоса, но такие… Телевизор! Да, вы правы.

— Что вас насторожило? То, что она сказала «срочно и немедленно», или интонация? Не показалось, что она напугана?

— Нет. Но голос был странный. Хриплый и нездоровый.