Погребения среднего или классического Куписнике, приходящиеся на 900–500 годы до н. э., в целом следуют предыдущей схеме. Однако существенно меняется форма могилы: она становится более круглой и опускается все ниже, располагаясь на глубине около полутора метров. Телам взрослых все так же придавали сильно скорченное положение. Покойников туго пеленали цветным тканым покрывалом, заворачивали в камышовую циновку и укладывали на бок. Так же поступали и с детьми, но в некоторых случаях детей укладывали вытянутыми на спине поверх деревянного настила – наподобие мумий Чинчорро. Социальные различия среди покойников не соблюдались. Этот факт косвенно свидетельствует о том, что общество чавинцев было достаточно однородным и знати как особой касты еще не существовало.

Тем не менее, жизнь в чавинском Куписнике на этом этапе явно становится богаче. В погребениях появляется много разных предметов – как хозяйственного назначения, так и украшений. Вокруг тела уже клали тыквенные сосуды мате, плетеные изделия, керамические сосуды с узкой горловиной, большие миски и чаши с резным орнаментом. Встречаются костяные лопатки и кольца с рельефным изображением кошачьего. В одном из женских погребений среди многочисленных орудий ткачества был обнаружен даже фрагмент антрацитового зеркала. Во всех случаях наиболее ценный предмет помещался рядом с головой покойного. Сами же покойники уже имели украшения – ожерелья из перламутра, раковин местных съедобных ракушек и бирюзы. Во многих могилах были обнаружены маленькие мешочки, наполненные красной краской из смеси глины со следами ртути и свинцовыми добавками. Поначалу это привело исследователей к неправильному выводу о том, что это вторичные погребения. Однако археологом Бушнелом отмечена одна любопытная характеристика: в Перу останки практически никогда не перезахоранивали.

Зато погребения следующего периода, охватывающего 400–200 годы до н. э., резко отличаются от предшествующих. Совершенно очевидно, что на рубеже V и IV веков до н. э. происходят некие кардинальные изменения в жизни общества и духовных представлениях чавинцев.

Могилы становятся еще глубже – археологам с трудом приходится рыть грунт, опускаясь на 1–2 метра. Ушла традиция скорченных погребений. Вытянутое тело заворачивали в хлопковое покрывало и обматывали толстыми кручеными веревками. Но самое интересное, что покойника укладывали даже не на спину – его переворачивали на живот! Видимо, считалось, что так покойник не перепутает направления, не вернется раньше времени к живым и отправится прямо к мертвым. При этом появляется еще одно новшество: всех покойников кладут ориентированными головой строго на юг. В качестве сопровождающих по стране мертвых в могилы стали помещать собак. Уже известно более десяти собачьих погребений.

Как всегда, загадкой остаются необычайные погребения. Так, например, в двух случаях были обнаружены скелеты, захороненные без черепа. При этом у одного покойника после смерти были отрублены также и фаланги пальцев рук и ног. А у второго вместо головы лежала большая тыква, тогда как рядом с правой рукой оказалось небольшое золотое ожерелье с шестью жемчужинами.

Весь инвентарь старались поместить в основном рядом с головой покойника. В обязательном порядке умершего снабжали большими и маленькими сосудами-мисками из разбитых пополам тыкв. Остальные предметы встречаются в единичных случаях: глиняная отвеска для кручения ниток, жемчужины из ожерелья, красный керамический сосуд, покрытый белыми полосами.

Что могут означать изменения в погребальном обряде? Естественно, что подобное происходит при смене религиозных представлений. Но каким образом произошла эта смена в те далекие времена? Было ли это принятие населением иной духовной системы, как, например, происходит в любом регионе при появлении христианства? Или же появление совсем другого населения? Археолог Карлос Аревало склонен полагать, что третий тип захоронений безусловно свидетельствует о значительных изменениях, произошедших в жизни региона. По мнению местных антропологов, виновником оставления долины коренным населением является феномен Эль-Ниньо, регулярно приводящий к похолоданию и изменению пищевого рациона. Анализ состава пищи, проведенный по скелетным материалам из погребений, показывает следующее: около 400 года до н. э. на Тихоокеанском побережье появляется новое население. Это население несет свои хозяйственные традиции, основанные на рыбной ловле и земледелии. Многие теплолюбивые животные, употреблявшиеся в пищу на ранних этапах Чавина, позже исчезают из пищевого рациона. Любопытно, что изменение фауны нашло свое отражение и в иконографии. На ранних этапах мы видим изображения этих животных, а на поздних их уже никто не знает и не рисует.

Говоря о смене формы захоронения и пищевом рационе, мы лишь констатировали некие изменения, произошедшие в жизни чавинцев в середине I тысячелетия до н. э. Но были ли эти изменения прогрессивными? Об этом позволяет судить анализ керамических изделий. Как оказалось, керамика ранних периодов отличается изысканностью как в создании формы, так и в нанесении орнамента. На самом раннем этапе это были круглодонные сосуды с рельефным орнаментом. В классическом периоде появилась изящная черная фигурная плоскодонная посуда с рельефным сложным орнаментом. И вдруг на позднем этапе изящество исчезает и появляется лишь сравнительно простая, вновь круглодонная, но достаточно грубая посуда. Сосуды могли быть с широким и коротким вертикальным или отогнутым горлышком («ночные горшки»!), без краски или примитивно покрыты красной краской с вертикальными грубыми белыми полосами.

В последние периоды существования культуры Чавин по всей территории возникают многочисленные каменные укрепления, которые иногда достигали значительных размеров. Так, уже настоящей крепостью выглядел центр Чанкильо в долине реки Касма, располагавшийся на границе пустыни у подножия гор, неподалеку от Чавин-де-Уантар. Появление подобных построек, конечно же, свидетельствует об активных военных действиях оборонительного характера. Но мы не знаем, кто воевал здесь в те далекие времена. Возможно, произошел демографический взрыв, и жители одной долины пытались расширить свое жизненное пространство. Были ли это регулярные грабительские набеги за урожаем соседей? Или же началось вторжение совсем чужих племен? Как бы то ни было, эти войны совпадают с окончательным упадком величия древнего Чавина, угасанием в андском регионе культа ягуара и стиранием других культурных сходств с мексиканскими ольмеками. Тем не менее, значение духовного наследия Чавина для культурного развития всего андского региона столь велико, что его следы обнаруживаются практически во всех более поздних культурах и цивилизациях – от соседнего Паракаса до Тиауанако и даже инков.

Если посмотреть на карту Южной Америки, то культура Паракас предстает как бы южным продолжением территории Чавина, то есть находится на юге Тихоокеанского побережья Перу. В отличие от высокогорного центра-святилища Чавин-де-Уантар, Паракас представлял собой гигантский некрополь, созданный на маленьком полуострове пустынного побережья, выходящем в океан на 14° южной широты. Этот полуостров и назывался Паракас, что на языке индейцев кечуа означает «Штормовой ветер». От некрополя название перешло и к обозначению всей культуры, памятники которой расположены в основном на прилегающей к полуострову территории прибрежной пустыни. Эта территория раза в четыре меньше чавинской, и известное к настоящему времени количество памятников не превышает десятка. Тем не менее, значение этой удивительной культуры для всего региона чрезвычайно велико, поскольку именно здесь произошло некое столкновение и слияние двух традиций: северной чавинской, несущей странные, напоминающие мезоамериканские, «ягуаро-пещерные» элементы, и южной архаической культуры Чинчорро, разработавшей самые древние в мире способы мумификации покойников. Надо сказать, что до сравнительно недавнего обнаружения могильников Чинчорро мумии Паракаса представлялись первым свидетельством возникновения подобной погребальной традиции в Южной Америке. Однако, как это обычно происходит, действительность оказалась еще более интригующей.