– Ну-ка, рассказывайте, что произошло? – прервал спорщиков Андрей.

Пришлось Диролу с Пешкодраловым рассказать о страшных находках в кустах у забора.

– Да-а, – протянул после услышанного Андрей.

– Да-а, – эхом повторил Антон.

– На этом удостоверении теперь столько отпечатков, сколько на поручнях в автобусе. Дирол прав, лучше пойти к Ворохватову и все ему честно рассказать, – проговорил Андрей.

– Не пойду, – снова принялся за свое Пешкодралов.

– Тогда мы сами пойдем и все расскажем, – пригрозил Дирол.

Леха посмотрел затравленным взглядом на своих товарищей в надежде снискать сочувствия, но так и не обнаружив его, обреченно вздохнул:

– Ладно, пойдемте, – и волоча за собой окровавленную палку, поплелся к учебному корпусу.

Перед учебным корпусом вовсю шло торжественное построение.

Курсанты, одетые в парадную форму, маршировали, выполняли команды «смирно», «налево», «направо», «равняйсь», и делали еще много чего, дабы усладить зрение многочисленных гостей и высшего начальства. Когда же наконец курсанты выстроились в длинные шеренги и замерли, вытянувшись в струнку, наступила очередь преподавателей школы поздравлять своих учеников с началом нового учебного года и зачитывать торжественные речи по этому поводу.

Первым выступал Садюкин. Видимо, по той простой причине, что его уже написанная речь осталась у пропавшего Мочилова, Фрол Петрович была крайне немногословен. К тому же после вчерашнего застолья голова у него так болела, несмотря на выпитую утром бутылку пива, что говорить тем более не хотелось. Он вышел к микрофону, долго кряхтел, собираясь с мыслями, а потом выдал:

– Учитесь отлично и жить будете прилично, – и замолчал.

Все замерли, не понимая, к чему это было сказано. Но тут вдруг раздались аплодисменты, и кто-то тоненьким голоском заверещал:

– Браво! Браво! Как великолепно он сказал!

Это была Домна Мартеновна Залипхина, которая уже успела оправиться от встречи с Пешкодраловым и теперь вклинилась в толпу зрителей, состоявшую в основном из родственников курсантов. Как ни странно, но крики Залипхиной возымели большой успех, и все зааплодировали вместе с ней.

Садюкин скромно поклонился и спрятался за спиной Володи Смурного. Теперь настала очередь Ворохватова говорить речь. Он стоял у микрофона, а по бокам от него, словно телохранители, возвышались Ганга и Кулапудов.

– Если что, будете мне подсказывать, – прошептал им Ворохватов.

– Непременно, Иван Арнольдович, – лучезарно улыбнулся Веня.

– Дорогие курсанты, – начал говорить Иван Арнольдович.

– А также их родители, – подсказал Кулапудов.

– А также их родители и другие гости, – покорно повторил Ворохватов. – Еще одни учебный год начинается в нашей школе милиции.

– И в других школах тоже, – шепнул Ганга.

– И в других школах тоже, – как попугай повторил старший лейтенант. – Наша школа всегда отстаивала критерии нравственности и морали. Мы боремся с преступностью и не позволяем ее тленным щупальцам пробраться в сердце общества. У нас нет любимцев или наоборот. В нашей школе учатся те, кто любит и чтит закон, будь то белый человек, – он указал на Кулапудова, – или черный, – повернулся Ворохватов к Ганге, на которого все моментально уставились.

– Иван Арнольдович, можно уже и закругляться, – сквозь зубы пробормотал смущенный Федя, который очень не любил излишнего внимания к своей персоне.

– Так вот, давайте же любить закон и всеми силами стараться не допускать его нарушений, – послушавшись Гангу, закончил Иван Арнольдович.

Он отошел от микрофона и накинулся на Федю с Веней:

– Вы чего это мне всякую белиберду шептали?!

– Так вы же сами просили подсказывать, вот мы и подсказывали, – развел руками Веня.

– А по-моему, очень хорошо получилось, – проговорил Ганга. – Иван Арнольдович, вы только послушайте, как все хлопают.

Ворохватову действительно хлопали долго и громко, и это немного успокоило старшего лейтенанта.

– Но все равно капитан Мочилов еще получит за свою безответственность, – вспомнил злопамятный Иван Арнольдович. – Уж я об этом позабочусь.

– Может, уже и не ответит, – раздался за спиной голос Сашки Дирола.

Ворохватов обернулся и увидел Зубоскалина, Пешкодралова, держащего какую-то корягу в руке, и близнецов Утконесовых. Теперь вся группа капитана Мочилова снова была в сборе.

– Что ты сказал? – не расслышал Иван Арнольдович.

– Я сказал, что, возможно, Глеб Ефимович уже ни за что никогда не ответит, – повторил Дирол.

– Это почему? – прищурился Ворохватов.

– Да потому, что его убили, – выдал Сашка.

– Как? – одновременно выдохнули Ганга и Кулапудов.

– Мы вам все расскажем, но только нужно уйти отсюда, – проговорил Антон Утконесов.

– Тогда немедленно все в учительскую, там сейчас как раз никого нет, – скомандовал Ворохватов и первым кинулся в здание школы.