— Конечно! — поддержали его мальчишки. — Завтрак скоро.

Они похватали по нескольку штук в руки еще теплые птичьи тельца и побежали в сторону школьной столовой. Вовка промыл остатком воды птичьи головы, затем собрал их в ведро и кинулся догонять ушедших вперед мальчишек. Буханкин уныло плелся позади всех, размазывая по щекам грязь, сопли и слезы. Вовка обернулся, хотел было прикрикнуть на незадачливого курсанта, чтобы тот поторопился, но затем передумал. Судьба Каравая была сейчас под вопросом: едва только об этом случае узнает старший мастер-наставник Роберт Франц (с Сандлером, возможно, можно было бы договориться), Каравая мгновенно вышвырнут с территории школы. И еще неизвестно, как это будет сделано. Может, выведут Буханкина за периметр «Псарни», да и пустят в «расход»? Хотя нет, немцы народ рачительный, бережливый, они просто так даже старую вещь не выкинут, а тут здоровый молодой раб. Не-е, не убьют. Отправят в ближайший интернат, делов-то! А там, по сравнению с «Псарней», — расслабуха полная: ни тебе учебы, ни тебе физзанятий на износ, ни рукопашки… Хотя за прошедший месяц Вовка втянулся в режим «Псарни», ему (в этом он боялся признаться даже себе) неожиданно понравилась такая жизнь. В школе можно было стать по-настоящему сильным мужчиной и умелым воином. После памятного разговора с Сандлером Вовка тоже понял это. А вот что он потом распорядится своим воинским умением на благо Рейха — это бабка надвое сказала. В этом герр мастер-наставник просчитался. Вовка еще рассчитается с проклятыми фрицами сполна! Дайте только вырасти!

Ланге поджидал свою «убойную команду», по привычке стоя на крыльце и покуривая папиросу. Сплюнув на землю желтую никотиновую слюну, Альберт, недовольно наморщив нос, просипел:

— Где так долго ходить? Я же sagte… э-э-э, говорить: нюжно бистро, snell! Sie werden bestraft sein! [46] Schlecht! Ошень плёхо! Ферштейн?

— Яволь, герр кантиненляйтер! — отрапортовал Вовка. — Готовы понести заслуженное наказание!

— Сейчас помогать фрау Херманн, — распорядился Ланге. — Она говорить, что machen… э-э-э, делайт. Выполняйт!

— Слушаюсь! — ответил Путилов.

Парни за Вовкиной спиной едва слышно зашушукались:

— Вов, про завтрак спроси.

— Герр Ланге, — окликнул Вовка уже собравшего уходить кантиненляйтера, — вопрос можно?

— Ja, — заинтересованно пошевелил бровями немец.

— Герр Ланге, а как насчет завтрака?

— Завтрак? — переспросил Ланге. — A? Fr"uhst"uck. Кушайт будете после всех.

— Понятно. Парни, за мной!

— Вот урюк! И чего он на нас взъелся? — прошипел Семка на ухо Вовке. — Других дежурных раньше, чем остальных, кормили… Правда, Каравай?

— Не знаю, — пожал плечами Буханкин, у которого после утренних событий напрочь пропал аппетит. — Мне все равно.

— Тебе все равно? — не поверил Вахромеев. — Ты же всегда первый с ложкой к столу бежал!

— Не приставай ты к нему, — попросил Путилов. — Ему и без того тошно…

— А? Ну да, — кивнул Семка. — Извини, Каравай, я не по злобе.

— Мне все равно, — замогильным голосом повторил «потухший» Буханкин.

Оставив в покое своего расстроенного и грязного сослуживца, курсанты вошли в столовую. В помещении царила возбужденная суета — курсанты, оставленные в помощь кухарке, словно угорелые носились между столов и стульев, раскладывая на накрахмаленных скатертях тарелки, ложки и кружки. Стоявшая на пороге кухни пожилая сухощавая немка-кухарка Гретхен, помощница и правая рука толстой фрау Герхард, на чистейшем русском распекала мальчишек: времени до прихода первой очереди курсантов оставалось совсем чуть-чуть.

— А вы куда, засранцы? — увидев растрепанных мальчишек, закричала она, присовокупив еще и крепкое соленое словцо, от которого у мальчишек запылали уши. Происходила Гретхен из семьи поволжских немцев, но большую часть жизни (так уж сложились обстоятельства) она проработала посудомойкой, а позже кухаркой в одном из советских лагерей. Тесное общение с заключенными обогатило её знание русского языка до такой степени, что иногда даже взрослые мужики диву давались от заковыристых и многогранных ругательств. — Вы чего, из жопы вылезли или в нужнике купались? Живо приводите себя в порядок, иначе на кухню не пущу!

— А курей куда девать? — поинтересовался Вовка.

— Заносите на кухню, — распорядилась Гретхен. — Только с черного хода! Нечего здесь у меня топтаться!

— Ну что за день такой? — всплеснул руками Семка. — И здесь от ворот поворот. По-моему, пожрать нам сегодня не светит.

— Ладно, выходите уж! — произнес Вовка. — А то еще и кухарка начальству нажалуется.

13.06.1948

Рейхскомиссариат «Украина».

«Псарня» — первый детский военизированный интернат для неполноценных.

Завтракать дежурных посадили только после того, как столовую посетила вся «Псарня». После этого курсанты долго и нудно убирали и мыли посуду, выносили мусор, драили полы. И вот когда помещение столовой было вычищено до блеска, Ланге разрешил курсантам покушать. Едва они расселись за столами, как в столовую заглянул мастер-наставник Сандлер.