Шрифт:
— Вот и «золоченые фазаны» [83] пожаловали, — вполголоса произнес старший мастер-наставник.
— Век бы их не видать, — также вполголоса отозвался Нойман.
— Школа! — по-немецки рявкнул Франц. — Смирно!
Нойман, чеканя шаг, подошел к гостям:
— Хайль Гитлер, господа!
— Хайль, — лениво отозвались «господа», демонстрируя всем своим видом иерархическую пропасть, разделяющую начальника спецшколы для неполноценных и верхушку чиновничьего аппарата Рейха.
83
«Золоченые фазаны» —именно из-за коричнево-золотистого цвета кителей, курток и шинелей сотрудников администраций восточных земель прозвали «золочеными фазанами».
— Герр рейхскомиссар, — невозмутимо доложил Нойман, не обращая внимания на столь явную демонстрацию пренебрежения, — военная спецшкола для неполноценных «Хундюгендс» на торжественное построение, посвященное празднованию двадцать пятой годовщины Национал-социалистической революции в Германии, выстроена! Начальник школы — оберстлёйтнант Бургарт Нойман!
— Гут! — мельком пробежавшись по стройным рядам мальчишек, произнес Отто Розенбург. — На первый взгляд… — немного подумав, добавил он. — Правда, Густав?
— Да, неплохо, — согласился обер-бургомистр Кранц. — Научить этот малолетний сброд унтерменшей чему-нибудь — большой труд! Но, как говорят эти русские: и зайца можно выучить курить. Посмотрим завтра, на что они действительно способны…
— Посмотрим, Густав, обязательно посмотрим, — усмехнулся Розенбург, поправляя высокую фуражку с серебряной кокардой, изображающей имперского орла. — А у вас тут морозно, — произнес он, потирая уши, — в Киеве теплее.
— Предлагаю закончить этот цирк побыстрее, — предложил Кранц, запахивая широкие лацканы шинели с карминного цвета нашивками, — и пройти в тепло.
— Как вам будет угодно, господа! — слегка наклонил голову Нойман. — У нас все готово: стол накрыт! А какой чудный коньяк раздобыл на днях мой комендант…
— Бургарт, дружище, — при упоминании коньяка «подобрел» Кранц, — не томите! Давайте сворачиваться.
— Ну я думал, будет какая-то речь… Но я могу…
— Ах, вот ты о чем? — рассмеялся Розенбург. — Думаешь, что они что-то понимают, кроме команды «жрать»?
— Я думал, что они должны выучить другую команду, — произнес обер-бургомистр.
— Какую же, Густав? — спросил рейхскомиссар.
— Как же: «Фас!» — рассмеялся чиновник.
— Я думаю, Густав, что оберстлёйтнант приложит все усилия, чтобы наши псы как можно скорее усвоили это. Правда, Бургарт?
— Яволь, герр рейхскомиссар!
— Отлично! Так, значит, говоришь, речь? Хорошо! Позови переводчика, — произнес Розенбург, взбираясь на трибуну. — Курсанты, в этот знаменательный день…
Вовка, стоя в толпе приглашенных, вполуха слушал речь гауляйтера, всячески восхвалявшего фашистский режим, обещающий всевозможные блага преданным псам фюрера.
— …Фатерлянд не забудет тех, кто кровью и потом… — вещал с трибуны Розенбург, слова которого эхом повторял по-русски переводчик. — Победа Рейха не за горами… И скоро весь мир обретет настоящую свободу… Не жалея жизни за дело Национал-социалистической партии… Хайль Гитлер!
— Зиг хайль! Зиг хайль! Зиг хайль! — слаженно прокричали мальчишки.
— Недурно, Отто! — зааплодировал Кранц. — А теперь, Бургарт, проводи-ка нас к столу…
После того как высокое начальство отбыло на банкет, курсантов распустили. Те, кому посчастливилось получить заветный увольнительный жетон, загрузились в автомобили и отбыли в город. Вовка, Славка и Семка тоже решили не откладывать на будущее увеселительную прогулку и, вытерпев часовую тряску в продуваемом холодным ветром кузове автомобиля, прибыли на место.
— Куда двинем? — поинтересовался Семка Вахромеев.
— Предлагаю перекусить слегонца, — произнес Вовка. — А то мне перловка уже поперек горла стоит! Тут недалеко харчевня одна есть — «Вареники пузатого Пацюка» называется. Мы там с Петькой и Сашкой Чернюком в прошлый раз обедали.
— Вареники? — задумался Славка. — Заманчиво… Дорого, наверное?
— Так тебе ж двойное довольствие выдали! — напомнил сокурснику Вовка. — Восемьдесят карбованцев — это, почитай, целое состояние! Мне в прошлый раз семидесяти на мороженое, семечки, киноху и обед в харчевне за глаза хватило. Даже и осталось чуть.