Он произнес это слово «комиссия» с таким презрением, что отец Василий сразу все вспомнил. Ну, конечно же! Он же сам просил Тохтарова подсобить в деле исповедания грехов и причащения заблудших преступных душ в новом ковалевском изоляторе. «Вот беда! – подумал он. – А корзинка-то с дарохранительницей и освященными дарами в Красном Бору осталась!»

– Так, Олюшка, – повернулся он к жене. – Я сейчас в душ, а ты свежее белье приготовь. И новые туфли. А то эти вот, – он приподнял полы рясы и посмотрел на заляпанную обувку, – совсем никуда не годятся.

– Хорошо, – кивнула Ольга. – А что мне с лошадью делать?

Священник смущенно хмыкнул, он чуть не забыл о своей спасительнице:

– Напои да хлебушка дай. Она это заслужила.

Отец Василий принял холодный душ, тщательно смыл кровь, быстро переоделся в чистое белье, поцеловал на прощание жену, потрепал по холке кобылу и сел в машину. Ему следовало поторопиться. Впрочем, он уже сообразил, что насчет освященных даров беспокоился напрасно. Правильнее будет пока исповедовать желающих, а там и видно будет, кого следует причастить, а кого еще рановато.

Тохтарова он нашел не сразу. Начальника СИЗО не было ни в УВД, ни в здании изолятора, и только дежуривший на вахте райадминистрации старый дед сказал священнику, что Тохтаров, поди, на бывших складах райпотребсоюза и должен как раз сейчас получать мыло и посуду. Отец Василий сердечно поблагодарил вахтера и двинулся на склады.

Марат Ибрагимович и впрямь оказался на складах и в настоящий момент отчаянно ругался с кладовщиком.

– Ну какую тебе еще бумагу надо?! – жестикулировал он.

– Доверенность, – не сдавался кладовщик.

– А это что?! Я тебе что, не доверенность привез?! – сердито вопрошал он, яростно тыкая пальцем в пачку бумаг на столе.

– Мне другая доверенность нужна, от Ковалева, – на глазах теряя сдержанность, объяснял кладовщик.

Отец Василий дождался момента, когда кладовщик сдался и, взяв с Тохтарова честное слово, что он завтра же привезет нужную бумагу, выдал четыре ящика хозяйственного мыла, и подошел.

– Привет, Марат Ибрагимович, – протянул он руку начальнику СИЗО.

– Здравствуйте, батюшка, – вздохнул Тохтаров и сразу же перешел к делу. – Вы уж извините, но не могли бы вы перенести свою встречу… с контингентом?

– Это еще почему? – удивился священник.

– Не ко времени это сейчас, – махнул рукой Тохтаров. – Знаете… сейчас, да еще и исповедь, – с сомнением покачал он головой. – Вы извините меня, отец Василий, это напоминает дурную шутку.

Отец Василий опешил:

– Вы же сами Пшенкину передали для меня, что можно. И, потом, знаете, я такими вещами не шучу и вам не советую!

– Ладно, извините, – сразу сдал назад понявший, что ляпнул не по делу, Тохтаров. – Если вы настаиваете, поехали.

Через десять минут отец Василий уже следовал на своих «Жигулях» за фургоном Тохтарова, а еще через полчаса входил в здание второго изолятора.

За какие-нибудь сутки-двое Ковалев сделал достаточно много. Работавшие на него пропитые личности практически целиком ободрали начавшую обваливаться со стен штукатурку, а кое-где даже наново оштукатурили. Двери – все до единой – сияли свежим кузбасслаком, а гора сгнивших отопительных труб, явно в нарушение служебных требований, поднялась выше забора. Хотя, конечно, без помощи того же Тохтарова и всеми ругаемой усть-кудеярской администрации здесь не обошлось. И сварочные аппараты, и цемент, да и хоть то же мыло должен был кто-то выдать.

Ковалева здесь не было, но на проходной сидел человек Тохтарова, так что священника пропустили. И только внутри начались проблемы. Работавший со своими подследственными в поте лица Пшенкин заартачился сразу.

– Не знаю ничего! – выпучил он глаза. – Не было мне указания попов сюда пропускать!

– Так позвони Ковалеву, он распорядится, – нервно посоветовал Тохтаров. Не то чтобы он был на стороне отца Василия, но Пшенкин, это было видно по всему, его изрядно раздражал.

– В отъезде Ковалев, – мрачно сказал Пшенкин.

– Тогда и голову не морочь, – махнул рукой Тохтаров. – Вон, посади его в кухне, дай человека на конвой, и дело с концом!

После недолгих препирательств и взаимных упреков и обвинений так и поступили. Отца Василия препроводили на кухню, и он с удивлением обнаружил, что и внутри помещения дела идут на лад, даже стены уже покрашены. Правда, кухня сейчас использовалась то ли под склад, то ли под мастерскую. В углу одиноко стоял подключенный сварочный аппарат, а на длинном, сваренном из уголков, с надежно привинченными свежеоструганными досками столе штабелями стояли банки с краской и ящики с гвоздями и электродами.