Роза вышла из тюрьмы сама не своя. Улица обезлюдела, нестерпимая жара как бы придавила крыши низких зданий. И все же Роза чувствовала облегчение. Наверное, потому, что сделала благородный жест. Да, жест! Сейчас она смутно и со страхом догадывалась, что в ее поведении и в самом деле было некоторое позерство: невольная суета вокруг собственной моральной силы. Ей вдруг ужасно захотелось выпить родниковой воды из чистого стакана. И ничего другого.

Официальным защитником Стефана Радева назначили молодого, начинающего адвоката Георгия Стаменова. Друзья называли его Жоркой, что являлось сомнительной аттестацией для профессионального адвоката, в работе которого солидность и внушительность играют едва ли не главную роль.

Случилось так, что Роза впервые увидела защитника своего отца перед самым процессом. Иначе бы она непременно настояла на том, чтобы его заменили кем-нибудь другим, поскольку, в довершение ко всему, и внешность Георгия доверия не внушала. Ослепительно рыжий, с лиловыми веснушками, в черных неглаженых брюках и сандалиях на босу ногу. Он никогда не носил галстуков. Близкие знали его пристрастие к луку, шоколадным конфетам, бездомным собакам и… розовому ликеру.

С такой внешностью и привычками Жорка был уместнее в каком-нибудь питейном заведении, но не в адвокатской конторе. Однако он с отличием окончил юридический факультет, ему предложили остаться в университете для научной работы, но Жорка решил испытать себя на практике. Его душа пламенела, как и его волосы. Мальчиком он плакал на торжественных линейках и почти рыдал во время фильмов, где герои умирали за свободу, честь и достоинство. Его любимым спектаклем был «Дон Карлос», а «Сердце Данко» — путеводной звездой.

Однажды прокурор, ведущий дело Радевых, его друг, с которым они окончили один факультет, сказал ему:

— Зайди ко мне в кабинет, у меня для тебя кое-что есть.

На следующий день молодой адвокат как был в сандалиях на босу ногу, так и явился в кабинет прокурора. Гот укоризненно посмотрел на него, но от замечания воздержался.

— Посмотри-ка вот это! — сказал он и протянул ему пухлую папку. — Хочу предложить тебе официальную защиту.

Стаменов внимательно прочитал обвинительный акт. На его лице не появилось никаких признаков воодушевления.

— А почему подсудимый не хочет нанять адвоката? — спросил он.

— Просто не хочет, и все.

— Как же так?

— Похоже, он убит горем и его не интересует собственная судьба.

— А его близкие?

— И они не могут убедить его. В камере он все время молчит, ни на кого не смотрит. И даже слушать не желает о защитнике.

— Тогда я стану для него не помощником, а обузой.

— Да, но в благородном смысле слова.

— Я никогда себя никому не навязывал, — недовольно проговорил молодой адвокат. — И не желаю навязывать.

— Ты лучше посмотри дело, а потом уж поговорим.

— Что там смотреть? За что тут бороться? Убил, признался, раскаялся. А мне что делать? Рвать в суде на себе волосы и проливать вместо него горькие слезы?

— А ты невероятно тщеславен, — произнес прокурор, заботливо поправляя свой новый галстук. — Между тем, речь идет об исполнении служебного долга.

При слове «долг» поклонник Шиллера мигом сдался. Потом отправился в ближайшую закусочную и съел две порции заправленного луком острого супа из потрохов, выпил бутылку теплого лимонада и вернулся в суд.

Чем глубже он вчитывался в дело, тем больше недоумевал. Как мог такой тихий и скромный, порядочный человек совершить такое жестокое убийство? Как могла настоящая любовь перейти в такую ненависть? И почему он так упорно отказывается от защитника? Может быть, это просто хорошо обдуманный встречный ход: почему бы после самопризнания и не предстать перед судом без защитника? Ведь даже судьи милосерднее к беззащитным.

На следующий день Стаменов снова явился к прокурору. Ему очень хотелось отказаться от этого дела, но он не находил в себе смелости. Поэтому он лишь недовольно забубнил:

— Послушай, это дело яснее ясного. И обвиняемый, по-моему, и в самом деле не нуждается в защитнике.

— Но по закону он полагается.

— Ну и что? Я просто не понимаю, чем могу быть полезным.

— Конечно, ты не можешь оспаривать его вину. Но прекрасно сможешь подчеркнуть смягчающие вину обстоятельства. И дело не только в соблюдении судебной формальности. Мне, в сущности, жаль этого несчастного человека, и на твоем месте я бы охотно помог ему.

Молодой адвокат недовольно покачал головой.