Шрифт:
Когда Петров это дело узнал, у него аж под ложечкой заныло. Не ожидал от тестя такого. И от себя тоже не ожидал. Думал, что у него отношение к тестю чисто формальное, а вдруг оказалось — нет. И не придумал ничего лучшего, как взять бутылку и — к нему. Нет, не утешать, конечно, а всего лишь попытаться сговорить старика на операцию. Многим же помогают. Особенно, когда оно— снаружи или — почти снаружи, как у тестя. А тот, едва бутылку завидел, не слушая ничего, прогнал любимого зятя…
Так много лет с тех пор прошло, что Петров сам тестем сделался. И дедом, само собой. Возраст его уже вплотную приблизился к тому, который не преодолел его старый добрый приятель. И Петров, прекрасно понимая, что в таких делах самую главную роль играет наследственность, те не менее готовится. И тоже давно решил: если что, резать себя не даст. Ибо достижения медицины имеют слишком отдалённое отношение к нему и другим таким же гаврикам.
А ещё он всерьёз намерен, когда окажется там, попроситься к тестю в подразделение. Потому что его армейский опыт со всей определённостью доказывает: ни от одного командира так не зависит благополучие рядового, как от ротного старшины.
Тем и лечись
На последний лёд Петров так ни разу и не собрался. Как и на первый — несколькими месяцами раньше. Совсем разленился, распустился, морально разложился. В общем, поддался. Ну, той, которая к кому-то приходит уже в сорок, а кто-то ещё и в восемьдесят живчик. Которому люди обычно охотно подыгрывают, потому что он такой забавный на взгляд со стороны — жалко, что ли — чем бы дитя ни тешилось, как говорится.
На последний лёд не собрался, но потом, в середине мая, когда по его расчётам на Карагузе должен начаться нерест чебака, всё же героическое усилие над собой совершил. Ночь-полночь выехать пороха, правда, не хватило, в окно поглядел — погода показалась не ахти, хотя прежде всегда, как истинный рыбак, поступал по принципу: «Погоду с собой не привезёшь», то есть если собрался, то — хоть камни с неба. Но, встав, по обыкновению, в половине седьмого, устыдился: на небе — ни облачка.
И рванул. На удачу, собственно, даже не настраиваясь, мол, какая может быть удача, если — ни подготовки основательной с вечера, ни сноровки прежней, ни даже удочек путёвых, которые в наличии, вообще-то, есть, как не быть, но на большую рыбу ещё лет десять назад настроены, когда крупная рыба довольно успешно ловилась на них. То есть закинул в машину одну бамбуковую, по чистой случайности не выкинутую на свалку, да и погнал. Только ещё заскочил на рынок малинки купить.
А всё же, на удачу не рассчитывая, твёрдо помнил по многолетнему опыту, что излишне основательная подготовка почти никогда не даёт желаемого результата, а когда вот так, с бухты-барахты, то, бывает, улыбнётся фортуна…
Приехал на место — солнышко уж высоко, и лёгкий юго-западный ветерок прибрежные кустики шевелит, но это и к лучшему, в штиль клёва никогда не бывает. На озере — ни души, то ли дураки все, то ли, наоборот, один Петров, но не возвращаться же, не попробовав.
Лодку надул, удочку трёхколенку, кривую от многолетнего лежания в чехле, сразу на берегу собрал, баночку с насадкой — в карман, да и выплыл. И встал от берега метрах в пяти, ничуть не тревожась относительно возможных неприятностей со стороны рыбинспекции. Во-первых, редко она сюда наезжает, во-вторых, нарушение-то ничтожное, поскольку хорошую удочку с берега даже дальше можно забросить.
И в одном только Петров просчитался, хотя вряд ли это можно просчётом считать. Чебака не оказалось — то ли срок ему не вышел, то ли он другое место для своих интимных дел облюбовал, зато окуни сущую оргию вокруг лодки устроили. Да в основном — горбачи. И почему-то чуть не поголовно самцы. Хотя всегда уверен был старый рыбак, что наиболее крупная рыбёшка — самки. Природа, между прочим, вообще любит нам иногда по носу щёлкнуть, чтоб не очень-то заносились со своим опытом и знанием секретов.
И давай Петров почём зря воду вокруг себя допотопной хворостиной хлестать. Клёв разыгрался — только успевай! И груза лет да, более того, хронической лени — как не бывало. Вот ведь сущая ерунда — окунишки эти, хоть как на них посмотри, а терапия для души и, тем самым, даже для тела — ни одно лекарство не сравнится! Разве что водочка родимая, так и то — побочный эффект в виде похмелья да дури в мозгах весь лечебный смысл обнуляют и очень часто большой минус дают.
А погода между тем стала постепенно портиться. Ветер — всё свежее, волна всё выше, благодаря чему клёв, наоборот, только интенсивней. Рыбёшка от прикосновения тёплой руки так спермой и брызжет, видимо, сперва самки икру отметали, а потом, второй очередью, самцы пришли её оплодотворять — интересно всё же у них это дело поставлено, бесконтактно, а тем не менее все довольны, отчего аппетит отменный. У рыбака же белая «рыбья страсть» по рукам ручьём течёт и все коленки в ней же, но он ни что внимания не обращает, как автомат работает, между тем ледяная волна уже пару раз через борт лодки перемахнула и все штаны ему промочила. И Петрова помаленьку начинает трясти от холода, поскольку на нём ещё только рубаха байковая, тёплая же телогрейка в багажнике без толку лежит. Но из-за подобной ерунды сниматься, к берегу плыть, время бесценное терять? Да ни за что!..
А потом, когда уже деревенеют пальцы, становится затруднительно червячка на крючок нацепить, да и червячков полузасушенных остаётся чуть, приходит-таки в дурную голову здравая мысль: «Так ведь можно запросто эти парные органы, которые в районе поясницы, застудить. Сколько было случаев. Надо завязывать, пожалуй. Куда с ними, с окунями, в конце концов, и так Иринка ворчать будет…»
Но досидел-таки Петров, как говорится, до упора. Малинка вся до единой в дело пошла. Тогда только снялся с якорей. И через минуту, не взяв даже в руки вёсла, был у берега…