В этой же беседе Сталин охарактеризовал Польшу, как фашистское государство и намекнул на возможность расширения СССР за счет польской территории: «Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы — одним буржуазным фашистским государством меньше! Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши мы распространили социалистическую систему на новые территории и население?»

Сталин не мог забыть и простить полякам их многолетнюю подрывную деятельность против западных областей СССР, помнил о военной организации ПОВ, давшей повод для многочисленных репрессий среди военных Украины и Белоруссии. Помнил о неудачной польской кампании 1920 года. Об этом вскользь он, намеком сказал Ворошилову, когда Польша была разгромлена Гитлером: «Вот и решили польский вопрос, за который брались в 20 м году».

В соответствии с советско-германскими договоренностями Красная Армия 17 сентября вторглась в Польшу и начала занимать восточные части страны — Западную Украину и Западную Белоруссию. В тот же день польскому послу в Москве была вручена нота Советского правительства, в которой отмечались самые благие намерения — совсем не те, о которых Сталин доверительно говор ил Димитрову 10 дней назад: «Советское правительство не может безразлично относиться к тому, что единокровные украинцы и белорусы, проживающие на территории Польши, брошены на произвол судьбы, остались беззащитными. Советское правительство считает своим священным долгом подать руку помощи своим братьям-украинцам, братьям- белорусам».

Эти во многом фарисейские строки в устах коммунистических правителей на долгие годы стали программными для идеологов, рассуждающих о гуманизме Советской власти и о ее жертвенной готовности помочь братским народам. Совсем иначе бы эти слова звучали в устах самих воссоединяющихся братьев. Отметим, что тогда украинцы на обоих берегах реки Збруч, украинская эмиграция в своем большинстве встретили акт Советского правительства как справедливый, в интересах украинскою и белорусского народов. Бедное крестьянство и трудящиеся — особенно Галинины — действительно встретили советских солдат и офицеров хлебом-солью, поскольку верили, что с приходом Советской власти начнется для них лучшая жизнь.

Женщины на демонстрации в честь присоединения Западной Белоруссии к СССР

Однако не все разделяли эти надежды — особенно интеллигенция, знакомая со своими коллегами, которые в конце 1920-х — начале 1930-х годов уехали на Большую Украину и сгинули во время репрессий как «шпионы, националисты, враги народа». Репрессированные тоже уезжали с надеждой «строить новую жизнь».

Нота Советского правительства польскому послу взбесила Риббентропа и Гитлера. По заявлению СССР выходило, что большевики, введя войска в Польшу, выполнили миротворческую миссию, а вовсе не были агрессорами. Когда красноармейские батальоны перешли польскую границу, рухнули надежды украинских националистов (в частности, Андрея Мельника, ставшего лидером ОУН после убийства чекистами в Роттердаме Евгения Коновальца) на создание в Западной Украине если не независимого государства, то, по крайней мере, под протекторатом Германии. А ведь Мельник настолько поверил 15 сентября в Вене заверениям адмирала Канариса, что начал составлять список лидеров будущего украинского националистического правительства. Но рокот советских военных грузовиков в долинах Закарпатья развеял иллюзии Мельника и других. Большевистская реальность вскоре оказалась намного страшнее, чем предполагали националисты.

«Братья, мы объединились, чтобы вместе страдать под большевистским террором и духовным сопротивлением приближать час нашего освобождения», — говорилось в одной антисоветской листовке, написанной в довольно мягких тонах и разбросанной во Львове в начале октября 1939 года.

Советское правительство объяснило свою миротворческую ноту тем, что с 1932 года между Польшей и СССР существовал договор о ненападении, который в 1939 году был продлен до 1945 года. Так что у СССР не было дипломатического выхода и пришлось в прессе открыто осудить германскую агрессию против Польши и объяснить ввод советских войск миротворческими мотивами, стремлением подальше отодвинуть государственную границу СССР, чтобы обезопаситься от Германии. Но чтобы не обострять отношений с Гитлером, Кремль через несколько дней приказал советской прессе «прекратить бичевать фашистских захватчиков» и по возможности обходить эту тему стороной.

Тем не менее, по международным законам вышло, что СССР все же нарушил договор с Польшей и оказал немцам помощь, хотя вводил войска для защиты украинцев и белорусов. В вод ил-то он их без ведома правительства и сейма Польши.

Важно вспомнить, как в статистическом исчислении происходило советское «вторжение-освобождение» — как его потом иронически назвали западные украинцы, поняв, что заблуждались в гуманизме кремлевских властей.

Польская армия была деморализована и на востоке страны не укомплектована, поскольку там проводилась мобилизация. Против ослабленных, почти небоеспособных сил под руководством командарма І-го ранга С. Тимошенко было выдвинуто 67 стрелковых и кавалерийских дивизий, 18 танковых бригад, 11 артполков. На обоих фронтах — Украинском и Белорусском — были задействованы более 600 тысяч советских солдат и офицеров, около 4 тысяч танков, более 5,5 тысячи пушек и 2 тысячи самолетов. Некоторые украинские современные историки не без оснований считают, что такое массированное вторжение можно считать необъявленной войной, вероломством. «С формальной точки зрения, — подчеркивает историк П. Брицкий, — это была война, где были бои, убитые и военнопленные».

Польские войска при всей их слабосильности оказали сопротивление столь «неожиданному освобождению», поскольку расценили его как вторжение. Однако сопротивление поляков не было единодушным, не все части вступили в бой с Советами. Было много пленных. О военных действиях недвусмысленно говорилось и в докладе Молотова 31 октября 1939 года на сессии Верховного Совета: «…Оказалось достаточно короткого удара по Польше со стороны немецкой армии, а потом Красной Армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора». Молотов также признал, что «наши воинские части кое-где имели серьезные столкновения с польским войском». По словам Молотова, потери Красной Армии в этом «освободительном походе» составили 737 убитых и 1962 раненых. По армейским донесениям, в плен были взяты 230 тысяч польских военных. Примечательно, что рядовые и унтер-офицеры, а также украинцы и белорусы, служившие в Войске Польском, были освобождены. Но более 25 тысяч польских офицеров были отправлены в концлагеря и расстреляны в 1940 году. Об этой трагедии будет рассказано в отдельной главе.

Немецкие и советские войска встретились до капитуляции Варшавы. По достоверным источникам, в знак совместной дружбы завоеватели Польши устроили парады войск в Бресте, Гродно, Пинске, Перемышле.

После захвата польской территории до оговоренных с Германией рубежей коммунисты первым делом занялись идеологической обработкой населения, не знавшего, что такое Советская власть. Достаточно почитать первые номера открытой львовской газеты «Вільна Украина», чтобы понять пропагандистский настрой новой власти. Идеологи, всячески используя весь арсенал советской прессы, стремились показать положительные изменения на «освобожденной» территории. Заголовки «Безработные получили работу», «Рабочие железнодорожных мастерских осуществляют контроль над производством», «Хлеб для трудящихся Львова», «Установлена телефонная связь» — говорят сами за себя. Заметим, что и при поляках настоящие труженики Львовщины не сидели без хлеба, и телефон в городе давно был.