Она очень горька, правда об армии и войне.
Цикл «Щенки и псы войны» – о солдатах и офицерах, которые видели всю мерзость, кровь и грязь второй чеченской войны. Они прошли сквозь этот кромешный ад, проявив настоящие мужество, стойкость, преданность, отдав сердца и взамен не требуя наград. И каждый из них мечтал вернуться живым и верил, что его ждет семья, любимая девушка, Родина…
По мотивам некоторых рассказов, вошедших в цикл, был снят фильм «Честь имею!..», награжденный телевизионной премией «ТЭФИ» и Национальной кинематографической премией «Золотой орел».
Он вернулся. Вернулся с войны, с жестокой бессмысленной, никому ненужной. Его встречали цветами, со слезами на глазах. Только это были не слезы радости, это были слезы скорби, это были слезы убитых горем матери и отца, девчонок, с которыми учился. Цинковый гроб с телом Кольки Селифонова на железнодорожном вокзале ждали автобус-катафалк и военком с курсантами, выделенными артучилищем.
Ничего не соображая, Колька Селифонов с трудом выбрался из-под окровавленного тела капитана Карасика и через разбитое лобовое окно выполз из перевернувшейся машины. Морщась от боли, поднялся, потрогал ушибленную голову, оглянулся.
«Чехи!» – резанула в мозгу страшная мысль: к нему бегом приближались расплывчатые силуэты вооруженных людей.
Удар пришелся в лицо. Кровь из разбитого носа залила пухлые губы и подбородок. Колька Селифонов в испуге инстинктивно закрылся ладонями и тут же получил прикладом «калаша» в живот. От адской режущей боли он согнулся в три погибели. От следующего удара носком ботинка в грудь он повалился на пожухлую траву и, сжавшись в комок, зашелся в кашле.
– Ахмед! Ахмед, довольно! Иди, смотри за дорогой! – сердито прикрикнул невысокий коренастый боевик с рыжеватой бородой. Его цепкие ястребиные глаза, словно когти, впились в Колькино лицо, который, надрывно кашляя, начал подниматься с земли.
Боевиков было около десяти. Одни кружили вокруг перевернутого «уазика», непривычно резала слух их гортанная речь. Другие тщательно шмонали убитых: с мертвого капитана Карасика стащили бушлат, портупею с кобурой, планшетку, с водителя новенькие «берцы», которые он сегодня выменял на что-то ценное в ПВД на складе.
К ошарашенному Кольке волоком подтащили с разбитой головой снайпера Валерку Крестовского, который что-то мычал, и тут же свалили в кучу «калаши» с разгрузками. Один из молодых боевиков с сияющим лицом овладел винтовкой Крестовского.
– Брось! – сурово прикрикнул на того «рыжеватый». – Оптика разбита! Кому теперь, эта рухлядь нужна?
– Ни за что! А прицел Азамат новый достанет!
Бесчувственного со связанными проволокой руками Валерку бесцеремонно перекинули через ишака, словно куль. По бокам приторочили два больших рюкзака. Со стороны дороги раздался пронзительный свист.
– Уходим! Мы на Хашки, остальные с Ахмедом и грузом на Белгатой, – распорядился чернявый боевик в берете. У него были длинные, как у женщины волосы.
Боевики разделились на две группы, четверо с навьюченным ишаком и Крестовским направилась в одну сторону, остальные, с трофейным оружием и Колькой – в другую.
Двигались быстро без привалов. Кольку постоянно подгоняли унизительными ударами в задницу. Особенно изощрялся молодой «чех», что завладел трофейной «эсвэдэшкой». Селифонов, красный как рак, громко сопел, задыхаясь: распухший нос почти не дышал. Видя его страдания, один из «чехов» извлек из его рта вонючую тряпку и заткнул ее ему за ремень. Болела от побоев грудь и голова, на лбу справа саднила огромная шишка от удара о стойку «уазика».
Вышли из букового леса, пересекли дорогу, спустились в узкую лощину, потом оказались у воды, долго брели вдоль полузамерзшей речушки, спотыкаясь на гальке и валунах, потом у какого-то села по висячему на ржавых тросах хлипкому мосточку переправились на другой берег. Стали медленно подниматься по крутой тропинке к домам. У крайнего остановились. Азиз, мрачный боевик с мобильником, что командовал группой, громко постучал в зеленые металлические ворота, на створках которых были нарисованы два лихих джигита на вороных конях. В ответ на стук раздался яростный лай. Послышался глухой сердитый мужской голос, но собаки не унимались. Через некоторое время заскрежетал засов, калитка в воротах распахнулась, и показался плотный чернобородый мужчина в вышитой тюбетейке с кисточкой и овчинной безрукавке.
– Салам Алейкум. Аллаху Акбар, – донеслось до Кольки негромкое приветствие. После приветствия Азиз и хозяин обнялись.
Кольку поместили в низеньком длинном сарае с маленькими пыльными оконцами, стены которого были сложены из плоских серых камней. Справа в углу за перегородкой суетились и кудахтали рябые куры на насесте, у стены притулился большой деревянный ларь без крышки. Селифонов расположился за ларем на соломе, изрядно пропахшей пылью и мышами. Молодой красивый парень принес полосатый старый матрац и вонючую драную овчину.
Колька, накрывшись шубняком, быстро согрелся и сразу уснул, сказались усталость и нервное напряжение. Проснулся он под утро от унылого звяканья ведра и женского голоса, который за переборкой из сучковатого горбыля ласково разговаривал с коровой. Колька высунул из-под овчины голову, было довольно свежо. В соломе кто-то настойчиво шуршал, похоже, мышь. В углу на насесте было неспокойно, там явно что-то не поделили, шла перебранка и возня. Визгливо загорланил рыжий петух, вертя головой и с вызовом посматривая круглыми зенками на нового постояльца. Ему явно не нравилось такое соседство.