С одной стороны, обнаружение государственных заговоров с последующей ликвидацией — это и есть для ФСБ самая что ни на есть прямая обязанность, её хлеб. Вопрос был в другом: как опытный царедворец, Павел Станиславович хорошо знал, как важно подать информацию в нужное время и в нужном ракурсе.

Информация нуждалась в проверке, и Ромодановский дал отмашку. В Центральном аппарате срочно формировалась рабочая группа по проверке сообщения. Были подключены секретные сотрудники и сотрудники региональных отделений. Активно шла разработка самого Коха. Павел Станиславович понимал, что проверка займёт определённое время, возможно, пару недель, возможно и месяц. За это время информацию о готовящемся перевороте могли «нарыть» коллеги из ГРУ. Могли случайно выйти на заговорщиков оперативники из МВД.

При таком раскладе Ромадановский и его служба оставались «за бортом», а «сливки» доставались тому, кто первый доложит Президенту о раскрытии заговора. Можно было снять трубку аппарата прямой связи и доложить Президенту немедленно, но Ромодановский знал, что после его доклада у Президента появятся вопросы, на которые он пока ответить не может, а значит, вместо триумфа можно «сесть в лужу»! А что, если это окажется чьей-то глупой шуткой, даже не шуткой, а спланированной провокацией, на которую он по замыслу «шутников» должен обязательно «клюнуть»? Тогда перед Президентом он предстанет в очень невыгодном свете, что грозит почётной отставкой и начислением заслуженной пенсии.

Наконец Ромадановский решился на компромиссный вариант. Он снял трубку с аппарата прямой связи и позвонил Президенту.

— Да, — ответила трубка сухим мужским голосом.

— Здравия желаю! — наигранно бодро произнёс Ромадановский.

— Судя по тому, что Вы, Павел Станиславович, начали с официального приветствия, у Вас есть чем меня озадачить. Я прав?

— Захар Маркович, может, эта информация и не подтвердится, и я зря отнимаю Ваше время и внимание, но по непроверенной информации, в стране резко обострились сепаратистские настроения…

— В Казань-граде? — перебил его Президент.

— Нет, Захар Маркович, на Дальнем Востоке.

— Да? Что-то новенькое! И что на этот раз — Курилы? Территориальные претензии Китая?

— Захар Маркович, это не внешняя угроза, это сепаратизм. Повторяю, по непроверенным данным, некоторые влиятельные лица в сговоре с уголовным элементом и при поддержке иностранной спецслужбы, планируют отторгнуть от территории Российской Федерации остров Сахалин, который в дальнейшем планируется объявить независимым государством.

— Неужели? И как они намереваются это сделать? Насколько мне известно, парад суверенитетов давно закончился!

— Механизм отторжения острова нам пока не ясен, да и сама информация требует дополнительной проверки. Возможно, это блеф!

— А возможно, дражайший Павел Станиславович, Вы проморгали заговор!

— Не проморгали, господин Президент! Нам пофамильно известны фигуранты заговора, вернее, часть фигурантов… Необходима дополнительная проверка, чем мы сейчас в ускоренном темпе и занимаемся.

— Проверяйте! — сухо ответил Президент и прервал разговор.

По окончанию разговора Ромадановский тяжело опустился в кресло и с шумом выдохнул воздух. Лавировать становилось всё труднее и труднее, сказывался возраст и переизбыток в организме холестерина.

Говорят, что чужой смертью умереть нельзя. Уж если пришла безносая по твою душу, то «зайдите через недельку» ей не скажешь, и к соседу не отправишь. Однако Вадим Сергеевич Клишевский, по прозвищу Клещ, умудрился покинуть этот свет по чужому билету, вне очереди.

Накануне своей безвременной кончины Клещ вовсю радовался жизни и «зажигал» в местном ресторане. Весь вечер ресторанные музыканты играли для него «Дым сигарет с ментолом» и «Ах, какая женщина, мне б такую».

Под конец вечера, когда однообразный репертуар набил оскомину всем присутствующим, включая музыкантов, объявили антракт. После перерыва музыканты живенько заиграли незаслуженно забытый джаз. Пьяный Клещ на мгновение замер, потом отложил вилку, решительно встал и направился к музыкантам.

— Слышь, Страдивари! Я тебе чё велел лабать? [14] — почти задушевно спросил Клещ гитариста, положив ладонь на струны гитары.

— Вадим Сергеевич, ну сколько можно! У меня от этой попсы уже пальцы болят, — заныл гитарист, который знал необузданный нрав посетителя.

— Пальцы болят? — искренне удивился Клещ. — А ну-ка, покажи руку! — и, не дожидаясь, когда музыкант протянет правую руку, взял его за кисть своей левой рукой и развернул ладонь к своему лицу. — И правда, пальцы у тебя не такие, как всегда, — заплетающимся голосом произнёс Клещ, и, схватив своей правой рукой три пальца гитариста, резко нагнул их назад, на излом. Послышался противный хруст и пронзительный крик музыканта.