Трифона и Столбова обнаружили в городском морге вернувшиеся после ночного отдыха сторожа. Незваные гости лежали на полу, ближе к выходу из морозильника. А Рома Петров — тот находился, где ему находиться было и положено: на носилках, укрытый простыней. Правда, носилки больше чем наполовину выставлялись из ячейки.

Это был явный непорядок.

Еще невдалеке от стеллажей стоял деревянный, покрытый кожзаменителем стул. На стуле — забытая кем-то книга.

Трифон и Столбов были живы, но в сознание не приходили.

В городской больнице их привели в норму быстро, однако отвечать прибывшей полиции на вопросы по существу оба отказались.

Трифон нес какую-то белиберду, блаженно скалился, бормотал сквозь отросшую комками бороду:

— Да просто плохо нам от запахов в покойницкой стало, — пора получше там все оборудовать. А то умирать даже неохота… А к Роме нас его родственники заглянуть просили. Да вы у них у самих спросите…

Поскольку в морге ничего не пропало, не было разбито или повреждено — сгорел только прибор, принадлежавший пробравшимся в покойницкую ученым, — дело спустили на тормозах.

Выйдя из больницы, Трифон решил в морг больше не ходить, а в науке действовать корректней, но и жестче.

Однако, прежде чем перейти к новому этапу в науке, надо было не частично, а полностью восстановить ветряные мельницы и метеостанцию, окончательно привести в порядок записи и результаты замеров в конторе «Ромэфира». На все это нужны были деньги, и деньги нешуточные!

Трифон позвонил засушенному Дросселю, потом в «Роскосмос», потом даже в нелюбимую им Академию Наук и о небольших суммах — для исследования «космической погоды» — на будущий год договорился.

Поскольку денежная составляющая стала вырисовываться, осталось, засучив рукава, приступить к работе.

Начал Трифон с малого: починил переносной генератор-теслометр. Тот снова заработал, стал даже послушней в управлении.

— Мы с этим теслометром еще на Луну слетаем, — шутил Трифон в ответ на немые вопросы Столбова, удивленного такой очередностью работ. — А то, может, и на Фобос с Деймосом…

После починки теслометра последовали: осмотр останков двух сгоревших тепловых аэростатов, починка интерферометров и заказ новых Т-образных лазерных трубок, поиски регистрационных записей и тому подобные скучноватые, но страшно необходимые дела…

После одного из таких до краев наполненных работой дней к длинной и глубокой чертовой борозде — так впечатлительные романовцы прозвали канаву, образовавшуюся после прохождения огненных смерчей, — Трифон Петрович и двинул…

Глубокая борозда омертвения, образовавшаяся на Романовской стороне, между Волгой и метеостанцией, постепенно наполнялась водой и осенним крупным сором. Непроглядной своей чернотой борозда так пугала и отталкивала, что даже бродячие собаки к ней близко не подходили.

Сунулась было одна заблудшая овца, которую хозяин фермы «Русская Долли» не смог вовремя изловить. Но и она мячиком от борозды отлетела!

Нашелся, однако, человек, которого «полоса отчуждения» чернотой и глубиной притягивала неотступно.

В одну из кромешных осенних ночей, высокий, плотный, как куль, мужик в куртке с островерхим, закрывающим лоб и щеки капюшоном, почти вплотную подступил к борозде. Только он собрался глянуть вниз, как из тьмы прозвучал окрик:

— Стой, дубина! Дальше нельзя! Дней через десять все выветрится — тогда приходи.

— Ты, Трифон? — Вглядываясь в темень, человек в капюшоне сделал два-три шага назад. — А я думал, ты с овцами продолжаешь забавляться.

— Овцы — не моих рук дело.

— Врешь, Триша, врешь…

— А ты бы, Олег, у самого хозяина спросил. Говорят, налетчики метку свою ему оставили. И потребовали от него не романовскую, а какую-то другую породу на ферме завести! И меткой той — новых овец клеймить…

— Зачем же клеймить их?

— Мне почем знать? Знаю одно: шел бы ты, Пенкрашка, отсюда подобру-поздорову. Мешаешь только.

— Это ты мешаешь! Из-за тебя все! Ты, Трифон, с Главным экспериментом, как ворюга, обошелся! Ты у нас его своим неприсутствием украл!

— Нет, это вы с Колей! Хотели с Куроцапа денежки побыстрей снять. Шоу с пылающими аэростатами показать ему хотели. Удивить и поразить думали. Ну и кой-чего недоучли, лопушата.

— Ты не можешь!.. Ты на станции не был! Устранился!

— Мне Ниточка несколько слов черкнула… И я не устранился, я — думал!

— Ниточки нет. Умерла она. Что-то с рукой у нее страшное, говорят, случилось…