Когда подходил жаждущий и выхватывал сосуд или сосуды, официанты мгновенно заполняли брешь. Здесь толпежки не было, только один человек, автор романа «Третья полка» (Ксения запомнила) Антон Абарбаров, методически сливал в фужер водку из стопок. Перетаптывавшийся перед ним с ноги на ногу парень-официант крутил в руках большую бутылку водки «Белое золото», тихо повторяя: «Позвольте, я вам налью, сколько вам надо!» — но Абарбаров молча продолжал свое дело под присказку стоявшего рядом, видимо, пьяного, небритого человека в мятой ковбойке, также воспроизводившего одну и ту же фразу: «Он, друг, сегодня финалист, ему все можно!»

Взяв тяжелый фужер с белым вином, Ксения вновь двинулась к столам с закуской. Здесь уже пришлось протискиваться, ибо народ, набрав еды, обычно и оставался у кромки стола на отвоеванном рубеже. Кое-как Ксения ухватила небольшую тарелочку и нагрузила на нее то, до чего дотянулась: маслины, черри, несколько канапе, рулетики сациви, валован… Своей пустотой притягивало взгляд большое белое блюдо в центре стола. Надо полагать, здесь пребывали стерляди и ледяные щуки, расхватанные жаждущими их дегустации и последующего награждения.

Ксения протиснулась на свободу в уверенности, что сейчас появятся Трешнев с Каравановым, а может, и с этим невообразимым президентом Академии фуршетов (фуршет ведь уже вовсю разгорелся!). Но академиков не было, зато поодаль, у колонны, неприкаянно стоял Борис Савельевич Ребров.

Это одиночество среди движущейся толпы вдруг тронуло Ксению настолько, что она ринулась к ветерану.

— Борис Савельевич, добрый вечер! — затараторила. — Я так рада оказаться здесь и увидеть вас, ваше чествование.

Писатель посмотрел на нее усталым, но с живым поблескиванием взглядом и протянул к ней руку:

— Постойте со мной, пожалуйста! Девчата сейчас придут. И Тамара, и Аринушка. Они за коньяком для меня пошли. А вы кто?

— Просто ваш читатель. До сих пор помню ваш военный рассказ «Снегопад перед атакой». Читала его на областном конкурсе школьников-чтецов и заняла первое место.

— Да, это из тех рассказов, которые сделали мне имя. Но я ведь много еще чего написал…

— Разумеется! Я обязательно прочитаю и ваш новый роман, о котором так тепло говорили сегодня…

— Вы знаете… Как вас зовут? — Ребров довольно крепко взял ее чуть повыше локтя.

— Ксения.

— Вы знаете, Ксения, сейчас я пишу вещь гораздо сильнее, чем все, что написал прежде. Дело в том, что мне совершенно случайно попал в руки трехтомник Владимира Сорокина, а вслед за ним и трехтомник Виктора Пелевина. Валялись на даче, у внучки в комнате… А я до своего трехтомника дожил только в 1984 году… Вместе с уходом на пенсию…

Ксения огляделась вокруг. Академиков нет, «девчат» нет. Кресел, диванов, стульев тоже не просматривается.

— Вы кого-то ждете? — грустно спросил Ребров.

— Совсем нет, — полусоврала Ксения. — Хотела, чтобы вы присели где-то здесь. А то неудобно как-то…

— Ничего, я пока постою, — бодрился старый писатель. — Ведь все стоят. А девчата мне коньяк принесут.

— Коньяк и я вам принесу! Одну минуту! — Ксения поставила свой фужер и тарелку на широкое перило балюстрады и рванула к алкогольному столу, едва не уткнувшись в тарелку с двумя виноградными гроздьями, янтарно-желтой и сизо-синей, прикрывавшими дольки манго, кубики ананасов, ломтики дыни, наверное, еще что-то… Но повезло — тарелка была в руке высоченного Дениса Димитрова, и он успел поднять ее над головой миниатюрной Ксении. Извиняясь, она отметила не только насупленное лицо плодовитого труженика слова. Ей удалось разглядеть на его широкой груди и значок, замеченный еще когда он взошел на сцену. «Пионерский лагерь “Артек”. 75 лет» было написано на большом овале с изображением красного галстука, Медведь-горы и морского прибоя.

Когда Ксения вернулась с коньяком, Ребров был не один. Перед ним стоял Антон Абарбаров с двумя фужерами водки и говорил довольно твердым голосом:

— Вы, Борис Савельевич, можете считать меня своим литературным учителем. На ваших книгах о войне я учился писать, ваши книги о войне помогли мне выжить… Прошу вас, выпейте со мной за ваше здоровье! — и он протянул Реброву один из своих фужеров.

Рядом с Абарбаровым покачивался, заложив руки за спину, уже примеченный пьяный в мятой полурасстегнутой ковбойке.

— А вот и коньяк! — опрометчиво провозгласила Ксения.

Ребров, который было взял водку у Антона, принял бокал с коньяком:

— Увы, со времен войны я изменил водке. По настоянию врачей. Но коньяк, молодой человек, я с вами задушевно выпью!

Они чокнулись, и, пока Ребров окунал губы в золотистый напиток, Абарбаров вылил в себя содержимое фужера.

Ксения ахнула, но затем подхватила свою тарелочку с перила и сунула ее новооткрытому литературному ученику Реброва.