– Я сейчас, – Лиза торопливо покидала свои вещи в сумку и нацарапала карандашом на каком-то листке: «Я уехала в город. Насовсем».

– Поехали, быстрее, а то он может вернуться.

Облако пыли поднялось от колес приземистой иномарки Кучеренко.

– Разъездились тут! – проворчала Ниловна, когда большая черная машина на большой скорости проехала мимо ее дома.

Он расслабился. Он всегда был спокоен в машине, куда бы ни ехал. Полностью доверившись водителю, он иной раз даже засыпал. По молодости он любил сидеть за рулем сам. Нет, он никогда не рисковал, просто ему нравилось быть в машине одному. Без посторонних. А для Крестовского все вокруг были посторонними. Кроме дочери и Кучеренко.

Сейчас он ехал к человеку, от визита к которому отказаться не имел права. Отец Дронова, так несправедливо убиенного Севкой, что уж тут таить, доживал век в коттедже на берегу Волги в соседней области. Каждый год он ездил к нему в день его рождения. С подарками. Даже последние три года, когда старик уже никого не узнавал, он не мог не навестить его. Тот радовался пустячным безделушкам, как ребенок, спрашивал «ты кто ж такой будешь?», улыбался абсолютно счастливой улыбкой и засыпал. Крестовский, посидев за накрытым столом с теми, кто тоже не мог не приехать, ходил потом на Волгу, плавал до посинения и долго еще лежал на пляжном полотенце, как он потом говорил, «грея старые кости». Вечером, в отличном настроении, возвращался домой. Кучеренко с ним поехал только один раз. Для того, чтобы посмотреть на отца Дронова в памперсах. У него к этому семейству были свои счеты. Он привез в подарок старику ночной горшок с крышкой, но был разочарован его реакцией: подарок был со значением, а тот принял его все так же восторженно, как и другие презенты. Больше Кучеренко с ним не ездил.

Крестовский посмотрел за окно. Ехали по трассе вдоль полей. Местность показалась ему незнакомой.

– Леша, где это мы? – спросил он водителя.

– Это новая дорога, Евгений Миронович. Теперь вдоль Кротовки трасса проходит. Одно удовольствие ехать.

«Кротовка!» – Крестовский поморщился. Опять напоминание. Мнительный он стал, прав Вовка. Складывает совсем нескладные вещи. Записка, деревня, зятек возле того. Ну и что? Крестовский чертыхнулся. К старости эти все напасти, к старости. Как ни бегай, а к семидесяти подбираемся! Кучеренко все по бабам бегает, все больше по молоденьким, чтобы от дряхлости сбежать, а он, Крестовский по тренажерным залам. Тело-то у него, не хвалясь, покрепче, чем у зятя. Тот рядом с ним – квашня квашней. Бальзам на душу, конечно, но возраст-то обратно не отсчитаешь! И Ларка ему это лишний раз напомнила.

Он ее заметил, когда она еще в школу не ходила. Вертелась вроде под ногами малышка, с куклами играла. Он и дарил ей кукол. Немецких, хлопающих глазками. Ларка и сама на них была похожа. Крестовский не помнил, шесть или семь лет ей отмечали, а он посмотрел на девчушку и обомлел: маленькая женщина. Кокетливая, красивая, с умненькими глазками. На следующий год он подарил ей золотые сережки в ушки. И потом дарил ей только украшения. Все более дорогие год от года. Наблюдать, как растет это чудо, было в удовольствием. Его родная внучка Алена интересовала его меньше. Она была хорошенькой, но и только. А Ларка! Он гордился ею, видя, как мужики столбенеют при виде ее темных распахнутых глаз. Не глупо вытаращенных, как у большинства красавиц, а словно затягивающих в свою глубину. В ней не было изъянов. Бог щедро одарил ее всем: умом, красотой и почти мужской волей. Она могла добиться всего, чего хотела. Она притягивала и отталкивала, оставляя надежду. Крестовский не раз наблюдал, как она одним взглядом останавливала даже грешные мысли и мужик, открыв рот для слишком откровенного комплимента, терялся и замирал, не смея его произнести. Он не заметил, как его перестали интересовать другие женщины. Однажды, когда Кучеренко начал крутиться возле очередной его пассии, он испытал что-то вроде облегчения: вот и славно, баба с возу… Но он никогда не думал о сексе с ней, с Ларисой. Ни разу. Божество не трахают! Ему достаточно было видеть ее раз в месяц, что и происходило. То, что она дочь Махотина, то, что ее не любит Лиза, его не волновало. Мелочь! Лиза уже давно оставила упреки в том, что он балует Ларку больше, чем родную внучку. Ей и в голову не могло прийти, что он балует не ребенка, а красивую женщину. И ему это доставляет огромное удовольствие.

Сегодня он впервые ощутил собственную немощь. Ее близость вдруг родила в нем новое желание: он хотел ее. Это открытие было неожиданным: он же сотни раз до этого дня прикасался к ее руке губами, целовал ее в мягкую щечку и даже в подставленные наивно губы. Что же сейчас изменилось? Его вдруг резко бросило в жар при воспоминании о последней встрече. Ему показалось, или он себя убедил, что она?… Но этого не могло быть. У нее молодой любовник – Севка, мать его! Семьдесят кило мышц и сто граммов мозга! Ревность затуманила ему голову. Он даже застонал от отчаяния. Разве у него есть шанс? Да и откуда? Вчера был. Хотел проверить. Да или нет. Но он ее оттолкнул. А почему-то кажется, что это она его отстранила. От себя. Одним только взглядом. Напомнила ему о его немощи.

Крестовский выглянул в окно. Слева виднелся коттеджный поселок. «Быстро доехали», – он зевнул.

Охранник на въезде, завидев издали машину Крестовского, поспешил поднять шлагбаум. Во дворе под навесом уже стояли громоздкие иномарки. «Слетелись вороны!» – подумал Крестовский. В искреннюю привязанность к старику этих, в основном молодых, дельцов, он не верил. Ездили так, по завещанию отцов – наставников. Крестовский прошел сразу в комнату к старику. Дронов – старший лежал на высоких подушках. Глаза его были закрыты.

– Как он?

– Хуже, Евгений Миронович. Почти не ест. Вы попробуйте, поговорите с ним, – сиделка, ухаживающая за стариком уже много лет, встала со стула.

– Степаныч, здорово! – Крестовский дотронулся до высохшей руки Дронова. «Прямо птичья лапка!» – подумал он про некогда массивную ладонь старика. Дронов приоткрыл глаза и невидяще посмотрел прямо перед собой.

– Аля, давно он так?

– Последние две недели. Это он еще вас услышал, а обычно совсем не реагирует.

Крестовский поднялся.

– Сообщи, если что. Я поеду, пожалуй. Хотя, черт, я же шофера с машиной отпустил на два часа, у него здесь рядом родня в деревне. Он достал телефон и набрал номер водителя.

– Ты далеко уехал? Возвращайся, едем обратно, – не дожидаясь ответа, он отключился. Еще раз бросив взгляд на старика, вышел из комнаты.

Он уже подходил к машине, когда из кармана куртки послышалась бодрая мелодия. Звонил кто-то незнакомый.

– Да, слушаю! Лара?! Что случилось, девочка? Катя долго не давала номер сотового? Рассказывай. Так, не волнуйся. Так. Ах, паршивец! Да, да. Вот, что, девочка. Дай трубку этой козе! Катерина, проводи Ларису Борисовну в мой кабинет. Выполняй любое ее приказание. Головой за нее отвечаешь! Ты меня поняла? Верни трубу. Ларочка, солнышко! Никуда из офиса не уходи. Катька сделает все, что попросишь. Дождись меня. Обязательно, слышишь! Ничего со мной не случится! – Крестовский отключился.