– Поясните, капитан, о чем вы.

– Владимир Иванович, – начал капитан официально, – вы обвиняетесь в незаконном хранении оружия.

Выслушав фразу капитана, Полунин закрыл глаза и сильно растер пальцами веки.

В этот момент он подумал о том, что этот день, полный трагических поворотов и катаклизмов, наверное, никогда не кончится. В силу своей полнейшей эмоциональной опустошенности он выглядел совершенно спокойным.

Он открыл глаза и тихо спросил:

– Вы это серьезно?

В ответ капитан лишь пожал плечами.

– Какое оружие вы имеете в виду? Вы что, подкинули мне в машину пару патронов?

– Нет, Владимир Иванович, нам не надо было ничего подкидывать. Сегодня утром вы воспользовались пистолетом системы «беретта», который был впоследствии изъят у вас в качестве вещественного доказательства.

В следующий момент Полунин неожиданно для себя испытал такую вспышку ярости, что едва удержался от того, чтобы не броситься на Первухина. Он с такой силой грохнул кулаком по столу, что отломил край столешницы.

– С помощью этого оружия я пытался спасти жизнь своей жены, сына, а также своего друга! – заорал он, нависнув над Первухиным, непроницаемое лицо которого вдруг исказилось гримасой страха. – Ты что, ментяра позорный, хочешь меня посадить в тюрьму за то, что я спасал свою семью? И сделать это в день, когда у меня убили жену и друга? С кем, в этом случае, останется мой ребенок?

В этот момент дверь кабинета открылась, и в него ворвались трое милиционеров, которые быстро кинулись к Полунину и скрутили ему руки.

Капитан Первухин после этого облегченно вздохнул и как-то нервно дернул шеей:

– Успокойтесь, Владимир Иванович, не надо так нервничать. Мы просто вас задерживаем. У меня есть указание начальства, есть подписанное прокурором постановление о взятии вас под стражу. И вам и нам так будет спокойней, вы же видите, что творится в городе.

– Зачем?! – заорал Полунин, снова рванувшись к капитану. – Зачем вам, уродам долбаным, сажать меня под замок?! Неужели я сбегу, даже не похоронив свою жену?

Первухин, снова интуитивно дернувшись в сторону от Полунина, судорожно сглотнул слюну и ослабил галстук на шее, после чего быстро скомандовал одному из сержантов, держащих Полунина:

– В камеру его, пусть успокоится там. Завтра поговорим.

Через пять минут за спиной Полунина закрылась дверь маленькой одиночной камеры, в которой кроме деревянного настила, расположенного на высоте полуметра от пола, и параши ничего не было.

Полунин устало подошел к настилу и, сев на краешек, тут же, не снимая пиджака и галстука, опрокинулся на спину, закрыв при этом глаза.

Даже в самых страшных своих фантазиях Полунин не мог себе представить, что когда-нибудь утром он станет свидетелем убийства своей жены и друга и при этом никак не сможет им помочь, а вечером его самого посадят под стражу.

Тем не менее Полунин понимал, что его арест – далеко не последний акт в цепочке этих кровавых драматических событий.

Горечь от пережитого большого горя и общая усталость сделали свое дело, и Полунин погрузился в какое-то шаткое забытье, из которого его вывел звук открывающегося замка.

Полунин с трудом приподнялся на локте и щурясь воспаленными, красными от усталости и плохого сна глазами, посмотрел в открывшийся дверной проем.

Увидев вошедшего в камеру, Полунин мгновенно получил ответы на многие интересующие его вопросы…

Перед Полуниным стоял Сергей Романенков. Он, засунув руки в карманы брюк, внимательно вглядывался в лицо арестанта, словно старался определить степень его потрясения.

– Здравствуй, Владимир Иваныч, – поздоровался Романыч. – Не удивлен моему появлению здесь?

– Нет, не удивлен, – устало ответил Полунин. – Чего-то в этом роде я и ожидал. Хотя с большим удовольствием встретился бы с тобой в аду.

– Не сомневаюсь, – криво усмехнулся Романыч, – что когда-нибудь мы там и встретимся. – Там будут многие наши с тобой знакомые.

– Ты имеешь в виду акционеров нефтяной компании?

– Ну да, – подтвердил Романыч. – Только вот компанию мы с собой туда не утащим, поэтому придется делить ее здесь, на земле. Собственно, по этому поводу я к тебе сюда и явился.