Странно, кофе и едой там почти не пахло, воздух был спертым, прокисшим, затхлым, а посетители слишком громкоголосыми, развязными, неопрятными. Алина заказала кофе, коньяк, десерты и взялась расспрашивать, где и с кем я живу, постепенно добившись своего и пробудив во мне желание излить душу. Затравленно озираясь, прихлебывая так себешный жидкий кофеек, я призналась, что попала в жуткий переплет с фотографом, запечатлевшим Аллу Крымову с любовником, после чего меня домой не тянет.

— Ну и ладно. Поехали со мной, тусанемся! — Она ткнула окурок в нетронутое пирожное и с брезгливостью отодвинула от себя блюдечко.

Зачем портить продукты — не понимаю! На планете столько голодных, а на столе есть пепельница… Но это ее дело. Я спросила:

— А куда ехать?

— К Ярцевым. У них такой суперский коттедж, просто обалдеть!

Понятия не имею, кто такие Ярцевы, но какая разница?.. Пусть мои надзиратели немного поволнуются, решила я, и я от них отдохну. Я убедила Алину не вызывать такси, а поймать машину, не отходя от кассы, прямо тут, на улице Ленина. Она согласилась, остановила обыкновенного жигуленка, но от своих расточительных замашек не отказалась:

— Шеф, давай дуй по Колыванской трассе, а дальше я покажу. Плачу двести бакинских!

Машина была дряхленькая, с изношенными рессорами, и меня быстро укачало. Только мы свернули с Дмитровского моста направо, как я уснула. Мне снилось, что я еду в тряском автобусе, битком забитом знакомыми пассажирами, — тут и подлый Гриня, и баба Глаша, и Надя Краснова, и Маркел, и Илона Карловна, и Мэл Гибсон, точно знающий, чего хочет женщина… Вдруг я с ужасом обнаружила, что водительское место пусто, а автобус разгоняется и все набирает скорость.

— Да придержите же руль хоть кто — нибудь! — вскинулась я. — Остановите автобус!

— Ты чего, маленько ку — ку, да? Сиди, — опрокинула меня назад, на спинку сиденья, Гладкова. И произнесла странную фразу: — Снег белый, как кокс.

За окном автомобиля, в самом деле, шел снег, падал медленно, в ритме вытягивающего душу блюза. Но при чем тут кокс? Кокс черный, подумала я, снова проваливаясь в дремоту. Сквозь забытье услышала, как Алина велела шоферу свернуть налево и открыла глаза. Свет фар выхватил с обочины указатель «Новосибирск — 60 км», и машина юркнула в кромешную тьму, прочерченную снегопадом. Фонарей вдоль дороги не наблюдалось, узкую дорогу с двух сторон стиснули высокие деревья, стоявшие стеной, и от всего этого: темноты, неизвестности, дикого соседства — мне сделалось жутковато. Затаившаяся на время головная боль снова толкнулась в виски.

— Куда мы едем?!

— Отстань, — грубо посоветовала Алина и диковато расхохоталась. — Лучше вмажься коксом.

Я ничего не понимала. Владелец жигуленка рулил, вжав голову в плечи, наверное, его тоже пугали угрюмая безлюдность местности и бесноватый хохот пассажирки. Дядька робко уточнил:

— Долго еще?

— Долго ли, коротко ли, как в сказке, — загадочно молвила Гладкова и снова зашлась неестественным, параноидальным смехом, от которого стыла кровь. Мне захотелось провалиться сквозь днище автомобиля. Но жигуленок продолжил свой бег во тьму и мчался до тех пор, пока горизонт не посветлел и на нем не показались очертания здания, окруженного редколесьем, в темном проеме неба, затканного снегопадом.

— Можно тут остановиться? — робко уточнил водитель.

— Тпру, Зорька! — подтвердила хохотунья и, подняв руку, высыпала шоферу на макушку смятые купюры. Не дожидаясь, пока он их пересчитает, вышла из машины, забыв на сиденье пакет.

— Кофточка! — напомнила я, прихватывая покупку, и с большим сожалением захлопнула дверцу жигуленка, мгновенно устремившегося обратно, в город.

— Ха — ха — ха, кофточка, — зашлась Алина таким диким смехом, будто ее щекотали, — ко — ко — кофточка!

— Пойдем скорее, холодно, — попросила я. — И застегнись!

— Сама застегивайся, — оттолкнула меня эта невменяемая, нарочно шире распахнув свой норковый жакет. — И отвали от меня, деревня! Село глухое. Глухомань непуганая! А — ха — ха-ха!

— Что значит: отвали? Сама зазвала… — оторопела я. По спине побежали мурашки — уже не от холода и страха, а от обиды. Ну почему меня вечно заносит не в ту степь?!

Гладкова, подняв лицо к небу, словно не замечая меня, стала кружиться и напевать. Я направилась к тускло освещенному дому, непрерывно спотыкаясь о кочки, увязая в зыбкой, болотистой почве, припорошенной снегом, борясь с искушением опуститься на четвереньки и поползти. Где — то наверняка должна была быть ровная, проторенная дорога, но мои глаза, затуманенные набежавшими слезами, отказывались ее распознать.

— Эй, ты… как тебя? — окликнула Алина, успевшая забыть мое имя.

— Догоняй! — крикнула я, не сбавляя темп, и стала твердить как заклинание: «Кров над головой… немного денег в кошельке… здоровье… образование». Страстно мечталось попасть в тепло, к нормальным людям без закидонов, пирсингов, татуировок и тараканов в голове. Я тешила себя надеждой, что, добравшись до этих неведомых Ярцевых, вызову такси по телефону, вернусь в свою квартиру, отогреюсь в ванне, заберусь под одеяло и заведу будильник, чтобы не проспать… Я уже ощутила «почву» под ногами: вероятно, вышла на асфальт или утоптанный грунт, идти стало легче. До коттеджа оставалось буквально несколько десятков шагов, когда от него отделилась крупная мужская фигура.