Сейчас, когда на работе меня нет, я парю над ступеньками лестницы, над шаткими металлическими перилами и выглядываю за угол: интересно, кто там? Спальню миссис Альбрехт переделали в кабинет для нового сотрудника. На месте кровати стоит стол. Я проплываю в кухню, где в хромированном чайнике отражаются выпуклыми миниатюрами картины на стене позади меня. Целый мир желтых квадратиков. Я передвигаюсь тихо, подобно облаку, плыву вдоль коридора и оказываюсь в комнате, где раньше жила медсестра, а теперь обосновался мой начальник. Комната пустует — днем у начальника свидание за игрой в теннис. На столе скопилась почта — кипы бумаг даже покачиваются, готовые упасть. Экран компьютера светится текстом очерка, который пишет начальник. После смерти мужа миссис Альбрехт медсестра, полячка Ядвига, с криком выбежала из этой комнаты и больше уже не возвращалась — ее напугало привидение.

Телефон мигает лампочкой — на нижнем этаже кто-то набирает номер.

7.

Миссис Альбрехт, та самая, которая взяла на себя руководство фондом мужа, все цеплялась за жизнь. В прошлом году мы уже в который раз решили, что теперь-то ей наверняка конец — температура у девяностотрехлетней миссис Альбрехт подскочила до 42 градусов. И даже отправили фотографии и черновик некролога с курьером в «Таймс». Уверенные, что ничуть не торопимся. Когда же, наконец, миссис Альбрехт действительно умерла — а уже начало казаться, что старуха будет усыхать в своей кровати наверху вечно — она умерла во сне. Надеюсь, миссис Альбрехт не звала тех, кого не было рядом.

Журналистка, отвечавшая за колонку новостей из мира искусства, обычно писала про антиквариат. Звали ее Эйлит; она осведомилась о причине смерти.

— Умерла во сне, — ответила я. — В возрасте девяносто четырех лет; с каждым годом ей становилось все хуже.

— Мы всегда указываем причину смерти. А что в полицейском отчете?

— В полицейском отчете? — переспросила я.

— Вы разве не вызывали полицию? В Нью-Йорке всегда вызывают. Есть ли у вас свидетельство о смерти?

Я видела, что произвожу совсем даже не благоприятное впечатление на эту Эйлит, которую обязали писать некрологи про деятелей искусства.

— В свидетельстве о смерти указана естественная причина — старость.

Эйлит попросила соединить ее с начальством.

— Да, конечно, — ответила я. — А что с фотографией? Вы ведь напечатаете, правда?

— Нет. Видите ли, когда умер ее муж, мы не публиковали его фотографию. А он был куда как известнее. Мы бы предпочли оставаться последовательными в своих действиях.

Я набрала телефон начальника. Мне стало жаль всех сколько-нибудь знаменитых вдов, о чьих кончинах сообщается в колонке Эйлит.

Болезнь Шарко-Маритута заключается в передающихся по наследству нарушениях периферической нервной системы; ее симптомы — слабость и атрофия. Но миссис Альбрехт умерла не от этого. Она страдала лимфомой и в возрасте семидесяти семи полностью облысела. Впрочем, и это не привело к смерти. В прошлом году у миссис Альбрехт поднялась рекордно высокая температура. И опять же, миссис Альбрехт выкарабкалась.

Лихорадку она пережила. Неизвестно как, но ей это удалось.

Помню, я заходила в комнату миссис Альбрехт, пока ожидали распорядителя из похоронного бюро, вот только не помню, целовала ли ее. Однако мне всегда казалось, что я вполне могла поцеловать. Помню пятьдесят четыре белых блузы из быстро сохнущей, не требующей глажки ткани, висевшие в стенном шкафу. И два длинных ряда сделанных на заказ замшевых полуботинок, тех, что с оборчатым язычком поверх шнуровки. Тяжелые полуботинки тянули к земле ее высохшие ноги, которые она еле переставляла. Они не давали миссис Альбрехт взмыть вверх.

8.

В отеле я просыпаюсь рано — все думаю о миссис Альбрехт. Но спи — не спи, а размышления ни к чему не приводят. В чем заключалась история ее жизни, почему я вспоминаю ее, кем она была для меня, эта миссис Альбрехт?

Что вы хотите о ней узнать? Что она была знаменита? Отличалась дисциплинированностью? Ходила, прихрамывая? Или, наоборот, не хромая? Миссис Альбрехт обладала достаточной известностью, чтобы ее сфотографировали, вот только для публикации фотографии известности не хватило. Да, она в самом деле была человеком большой дисциплины, терпеть не могла прерываться на обеденный перерыв. Она действительно припадала на одну ногу (ходили слухи, будто у нее рахит) и не принимала участия ни в одном танцевальном вечере в Баухаусе. Миссис Альбрехт не умела подняться по лестнице беззвучно, так что никогда не подкрадывалась тайком, чтобы подслушать. Она предпочитала выступление оркестра, игравшего перед представлением, нежели само представление. Ей нравилось, что в Америке в стакан с водой всегда клали лед, а на наволочки никогда не пришивали пуговицы. Она не верила в выборы и закаты, предпочитая вести счет извержениям вулканов и убийствам. Миссис Альбрехт понимала, что не в состоянии обладать всем, чем стоит обладать в жизни, и не стремилась к этому.

Не помню, что я сказала ей, не помню, попрощалась ли в последний раз, когда видела ее живой. Однажды миссис Альбрехт рассказала мне о путешествии по воде, но, помнится, позднее кто-то заметил, что она частенько сочиняла на этот счет. Я мало что запомнила из рассказа, только то, что ее постоянно рвало, что на море штормило, а переезд затянулся. Когда они прибыли на место, миссис Альбрехт предстала перед встречающими стройной второразрядной знаменитостью в меховой шубке. Несколько минут репортеры осаждали ее мужа, пока наконец кто-то не воскликнул: «Эй, а давайте снимем его с женой!» Как будто это что-то новенькое — сфотографировать вместе мужчину и женщину, стоящих на палубе корабля.

9.

Слышно, как в номере по соседству принимают душ, а еще громко включают телевизор: по утрам и вечерам. Голоса какие-то прерывистые: гипсоцементная стена и тонкий слой стеклопластика душевой кабинки искажают их. Струя воды в пустой ванной льется с грохотом. Это так знакомо и все же каждый раз неожиданно. Я хотела было помыть голову, но вспомнила, что уже мыла, всего несколько часов назад, задумав дробить день на части — дел оставалось все меньше и меньше.

В тусклом свете дня я иду через рощу и чувствую себя прозрачной, бесплотной, лишь временами голая ветка хлещет по рукаву плаща. Я представляю себя на фоне пейзажа, в панораме бездействия.