Вой сирены. Затемнение. Прожектора.

Женщины работают. На этот раз Инна на своем месте – приколачивает гвоздиками флажки к древкам. Манайлова лежит на кровати.

ВЕРОНИКА. Вот, блин, одна молчит, а ощущение, что все онемели! Расскажите хоть что-нибудь!

ТЕТЯ КОТЯ. Сама расскажи. Твой тебе не написал? Не позвонил?

ВЕРОНИКА. Какой из восьмерых?

АНЯ. А я думала, у тебя один – любимый.

ВЕРОНИКА. Любимых у меня три. Для траха – еще три. Один для денег. Один для разговоров. И еще один из Америки по переписке прилетает раз в год.

ТЕТЯ КОТЯ. Девять получается.

ВЕРОНИКА. Обсчиталась.

И опять молчание.

Манайлова встает, берет табуретку, садится напротив Инны.

МАНАЙЛОВА. А я так скажу: сама виновата! Заморочила нам голову!

ТЕТЯ КОТЯ. Точно, точно!

МАНАЙЛОВА. Нас подставила, Веру Павловну подставила. Да она больше за нас, чем ты, между прочим! Ты ушла и пришла, а ей тут работать, ей порядок нужен. А дай каждому делать, что он хочет, знаешь, что начнется? Уж поверь мне, я много чего повидала: людей без присмотра оставлять нельзя!

Пауза.

МАНАЙЛОВА. Ну ладно, давай так, ни тебе, ни нам. И мы дуры, но и ты не одуванчик. Согласна?

Пауза. Манайлова делает движение, чтобы встать и отойти.

ИННА. Ненавижу. Тупые, безмозглые. Вы не женщины. Вы вообще не люди.

ВЕРОНИКА. Ого! Круто!

ИННА. Вера Павловна ваша! Она мне объяснила, за кого я заступаюсь! Вы тут друг другу вешаете лапшу на уши, а она все знает! Вероника за мужчину пострадала, конечно! Сумочки возила, сама ни при чем! Наркокурьер, красиво звучит!

ВЕРОНИКА. Лучше бы ты молчала.

ИННА. А сама дешевой проституцией занималась и клиентов по мелочи обворовывала!

ВЕРОНИКА. Не дешевой и не по мелочи!

ИННА. А опаивала их до смерти – не по мелочи? Товарищ бригадир Манайлова – воровка на доверии, раньше по ресторанам и на курортах пьяных снимала и кошельки вытаскивала, а теперь никто не клюет, по квартирам ходит, будто бы пылесосы продает, тащит, что может, а иногда вообще в метро стоит с протянутой рукой! Нищенка!

Манайлова встает, но Инна тоже вскакивает, хватает древко.

ИННА. Не подходи! Глаз выколю! Тетя Котя! – ангел, бабушка, мама заботливая, ничего не сделала, только чужие деньги для семьи брала, конечно, ну да! А сама по своему району учет вела, где живут больные и одинокие старики и старухи, наводила бандитов – и где теперь эти старики и старухи, тетя Котя? А? Почему они все пропали без вести или срочно умерли? Сколько их на твоей совести, а?

ТЕТЯ КОТЯ. Клевета это все! Не доказано!

ИННА. А ты, Анечка…

АНЯ. Молчи! (Хватает у Вероники нож, встает.) Молчи, прошу по-человечески!

ИННА. А ты по-человечески поступила? Снотворным детишек напоила, газ включила и ушла! Мог бы весь дом взорваться, соседи запах учуяли, дверь взломали, только поздно, детки уже дохлые были…

АНЯ. Врешь! И я не просто ушла, я хотела напиться и под поезд броситься!

ИННА. Но не бросилась же!

АНЯ. Меня поймали!

ИННА. Запланированное детоубийство это называется! А ты мне еще плакалась, как ты их любила!

Аня бросается на Инну с ножом. Инна отскакивает. Манайлова ставит Ане подножку, та падает, нож отлетает, Манайлова подбирает его. Аня вскакивает и опять нападает на Инну. Та пытается защититься, но на помощь Ане приходят Манайлова, Вероника и Тетя Котя. Они хватают Инну, ставят на колени.

МАНАЙЛОВА. Вот так, сэка, допрыгалась!

ТЕТЯ КОТЯ. Тоже прокурорша нашлась! Если мы чего сделали, то жизнь заставила, а ты все с чистой дури!

ВЕРОНИКА. Вот именно! Ничего святого нет в душе, а туда же!

АНЯ. Дайте я ей уши оторву, чтобы не слушала что попало! И язык заодно!

МАНАЙЛОВА. Спокойно! (Инне.) Так. Слушай. Или мы тебя сейчас уроним до смерти и скажем, что сама упала, или… (Не может придумать, что «или».)