– Нам лучше снять с бокала отпечатки пальцев, – сказал Аллейн. – Я велю Бейли позаботиться об этом, а затем, думаю, можно будет здесь убирать. Как твои переговоры?

– Все в порядке, сэр. Хэлкат-Хэккетты примут нас в любое время сегодня днем.

– А Каррадос?

– Он сам подошел к телефону. Сказал, что примет нас, если мы отправимся прямо сейчас.

– Как он держался? Рвал и метал?

– Если вам угодно так это определить, сэр. Мне показалось, что он, скорее, человек страдающий, чем гневный. Я подумал и сказал, мол надеюсь, он сознает свой долг. Он назвал себя большим личным другом комиссара полиции.

– О Боже, Боже! Оскорбленное величие. Неуверенный в себе, ложно скромный, всем недовольный. Мне ли не знать таких типов? Фокс, мы должны изображать почтительность и вместе с тем показывать, что причастны к высокой миссии. Подавать с лучшим маслом и накладывать большими кусками. Довольно жалкий субъект. Поправь галстук, ожесточи сердце и – в путь.

Сэр Герберт и леди Каррадос жили на Грин-стрит. Лакей отворил Аллейну дверь.

– Сэр Герберт дома? – спросил Аллейн.

– Сэра Герберта дома нет, сэр. Не угодно ли оставить ему сообщение?

– У меня с ним договоренность о встрече, – сообщил Аллейн, – поэтому предполагаю, что он все-таки дома. Вот моя визитная карточка.

– Прошу прощения, сэр, – сказал лакей, в легком замешательстве глядя на превосходную одежду Аллейна. – Я понял, что звонили из полиции.

– Мы и есть из полиции, – сказал Аллейн.

В это время подошел Фокс, который расплачивался с таксистом. Взгляд лакея упал на его котелок и ботинки.

– Прошу прощения, сэр, – сказал он, – пройдите сюда, пожалуйста.

Он проводил их в кабинет-библиотеку. Трое покойных Каррадосов, написанные маслом, холодно взирали со стен. Отблески пламени камина дрожали на книгах в единообразных переплетах, стоящих за стеклянными дверцами шкафов. Сам сэр Герберт, в форме штабного офицера, в начищенных до блеска ботинках и восхитительных бриджах, смотрел с группового фото, сделанного в Танбридж-Уэллсе, средоточии его военной деятельности. Аллейн внимательно присмотрелся, но красивое лицо было так же лишено выражения, как и плотно обтянутые бриджами колени, между которыми, на внутренней стороне ляжек, с обескураживающей важностью покоились обтянутые перчатками руки. Дурацкая фотография. К ней примыкали по бокам два разукрашенных официальных адреса, объектом которых был сэр Герберт. На приставном столике стоял роскошный ящик для сигар. Аллейн открыл его и заметил, что сигары были точной копией той, что курили в буфете. Он аккуратно опустил крышку и повернулся, чтобы осмотреть миниатюрный французский секретер.

Фокс, чувствовавший себя совершенно непринужденно, стоял посреди комнаты, солидный, как скала. Казалось, он погружен в легкую рассеянность, но на самом деле мог бы сейчас выйти из комнаты и описать ее с точностью спеца по пелманизму [32] .

Дверь отворилась, и вошел Каррадос, вызвав у Аллейна безотчетную ассоциацию с трауром в королевском семействе. Сэр Герберт хромал, пожалуй, более заметно, чем обычно, и опирался на черную трость. Он выдержал паузу, вставил в глаз монокль и произнес:

– Мистер Аллейн?

Аллейн сделал шаг вперед и поклонился.

– Чрезвычайно любезно с вашей стороны, что вы согласились принять нас, сэр.

– Нет-нет, – возразил Каррадос, – человек обязан выполнять свой долг, какой бы тяжелый удар его ни постиг. Истинный англичанин должен сохранять твердость духа при любых обстоятельствах. Я разговаривал с вашим комиссаром, мистер Аллейн. Он мой старый друг… э-э-э… присаживайтесь, господа. Вы тоже, мистер… э-э-э?..

– Это инспектор Фокс, сэр.

– О да, – произнес Каррадос, протягивая руку. – Прошу садиться, Фокс. Так вот… – Он снова повернулся к Аллейну, когда все расположились. – Ваш начальник сказал мне, что вы сын еще одного моего старого друга. Я также был когда-то хорошо знаком и с вашей матушкой, и она, по-моему, подруга моей жены. Она была вчера в Марсдон-Хаусе. – Он прикрыл глаза рукой и досадливо прошептал: – В Марсдон-Хаусе! Ах да, ну что поделать!

Аллейн сказал:

– Нам, право, очень жаль, сэр, что приходится беспокоить вас после того, что случилось. Боюсь, эта трагедия стала для вас огромным потрясением.

Каррадос одарил его улыбкой страдальца.

– Да, – проговорил он, – не стану притворяться, что это не так. Лорд Роберт был одним из самых дорогих наших друзей. Мы не только испытываем чувство тяжелой личной утраты, но я также не могу отделаться от мысли, что было жестоко поругано наше гостеприимство.

Это сведение убийства к нарушению правил светского этикета ошеломило Аллейна. Судя по всему, сэр Герберт расценивал лишение человека жизни как некую непростительную faux pas [33] .