Мужик уходил, сильно хлопнув дверью. Как же, его, такого важного начальника, егерь у порога не встретил! Минут через пять к охотникам выходил Серёга, быстро возвращался с этим мужиком в дом, доставал инструкцию по отстрелу копытных и заунывным голосом зачитывал её пункты.

– Команда охотников по отстрелу лося должна состоять минимум из двенадцати человек. Сколько вас приехало?

– Девять…

– Ну, тогда откладываем это мероприятие на две недели. Следующие выходные уже заняты другим коллективом. И прошу вас, больше так не делайте. Я три дня охоту вам готовил, замучался по лесу ходить! Знаю точно, в каких кварталах лось лежит, а вы неполным составом приехали. Весь мой труд насмарку пошёл!

– Да что вы, Сергей Алексеевич! Мы же эту поездку целый месяц ждали! Слыхали, у вас тут зверя полно!

– Правильно слыхали… Мы над повышением популяции копытных постоянно работаем. (Тут я чуть не заржал, уж мне-то было известно, как мы «работаем» с этой популяцией.)

– Сергей Алексеевич, а давайте мы вас в список охотников по отстрелу включим, мясом на равных поделимся, – тихим голосом начинал прогибаться командир.

Сергей закатывал глаза и молча стоял секунд тридцать, словно ему трудно было сосчитать, сколько будет девять плюс один. Вообще-то у него было высшее образование.

– Так это только десять человек будет… Вить, у тебя охотничий билет с собой?

– Ну да… – раздавалось с печи.

– Но это всего одиннадцать, – грустно подытоживал Серёга. – Не представляю, что и делать. Может, Петра Яковлевича уговорим? – вопрошал он, словно я был где-то далеко, а не в двух шагах от него, с кружкой в руке и сигаретой в зубах.

– Здравствуйте, Пётр Яковлевич! Очень рад познакомиться… Помогите… Пожалуйста… – умолял меня преобразившийся владелец лицензии.

– Ну не знаю… – размышлял я вслух. – Я же в гости к Алексеичу приехал, повидаться, отдохнуть. Родственник я его, шурин. Ну да ладно, сейчас посмотрю в бушлате, взял ли я охотничий…

Я вылезал из-за стола, долго шарил в карманах и, к великой радости начальника, доставал билет. Сергей заканчивал:

– Значит, так. Нас двенадцать человек. Мясо всем поровну. Я расставлю всю вашу команду на номерах в седьмом квартале. В загон пойдём мы втроём с Виктором и Петром Яковлевичем. С нами три лайки, если зверя остановят до номеров, то сами с ним управимся. Если зверь выйдет на линию – стреляете только пулями, никакой картечи, собак побить можно.

– Конечно, Сергей Алексеевич, нам бы поменьше ходить, да печёнку пожарить и винца попить, да с мясом домой вернуться…

Приезжим охотникам Сергей перестал доверять после того, как однажды, когда загонщики выгнали лося на стрелковую линию, старый коммунист-пердун, напугавшись, с пяти метров отстрелил сохатому копыто. Мы потом все выходные добирали его с собаками.

Надо признать, что работу свою Серёга знал отлично, да и кобеля натаскал классно. Обычно Сергей сам подходил на басистый лай собаки и брал лося. Восторгу охотников не было предела – и мясо жёнам привезут, и водки без них попьют.

Вскоре и я завёл западносибирских лаек, нахаживал их, днями и ночами пропадая в лесу, ходил на выставки и испытания. Моим питомцам присуждали дипломы за показанную на испытаниях работу – и по белке, и по кабану, и по утке. Но самыми ценными для меня были дипломы, полученные от эксперта Мунистова. Сильно придирчивый был Виктор Иванович, но знающий и опытный. И если уж диплом давал, то, значит, собачка и вправду стоящая!

На базе в Агашкине была комната с отдельным входом для семейных, да и неженатые парочки туда забредали. Мы с Мариной частенько там ночевали. В этой келье и решил я провести с Ланкой долгожданные часы в любовных утехах.

Ночь была бурная – она глушила водку и выбегала под крыльцо подмываться, я пил крепкий чай и почти не слезал с неё до утра.

С рассветом, на шестой палке, она застонала, поплыла и… кончила! Я был очень горд за себя и за свой «мизинец»! Но утром Ланка почему-то быстро засобиралась домой, расплакалась в автобусе, а в электричке всё время молчала, уставившись в окно. Я вышел на остановку раньше неё, в Быково, и пошёл ночевать к отцу, так как сказал ГЧмже, что уезжаю на два дня.

К обеду прихожу домой и застаю Марину всю в слезах:

– Петя, Ланка с ума сошла!

– Ну что ты несёшь?!!

– Да-а-а! Её в психбольницу увезли сегодня, в Юрово. Говорит, что вороны на неё нападали и что в Агашкино с тобой ездила!

«Вот оно что, – думаю. – То-то она места себе не находила и такая странная утром была».

Я огорчился страшно, считая себя виновным в этой трагедии. А затем прикинул, что наследственность у неё дурная – и мать, и отец оба сильно пили, а отец вообще состоял на учёте в психушке. Да и сама Ланка квасила часто и помногу. В итоге я решил, что вина на мне, конечно, есть. Но, по большому счёту, я же хотел, чтобы она кончила, а не ёбнулась.

Так получалось, что когда я врал ГЧмже, будто остаюсь на ночь в Агашкине, а сам в это время прищучивал какую-нибудь тёлку, всегда происходили нехорошие дела.

Как-то раз договорился я о встрече со Жбанихой, известной быковской блядью. Её перетрахали почти все мои знакомые – и те, кто старше меня, и те, кто моложе, и моего возраста. Пёрли Жбаниху с младых ногтей, и я тоже бы мог, да не срослось как-то.

А уже после – женился в первый раз (той жене я не изменял).

Моя «первая» училась вместе со мной в медицинском институте, отличница, комсомолка и карьеристка, каких свет не видывал, родом из Карачаевска. Замуж она пошла исключительно из-за подмосковной прописки. Я догадывался об этом, но всё равно женился, поскольку приятное хотел ей сделать, – правда, и она не так много мне крови попортила. Хотя был один случай, весной семьдесят второго, когда жёнушка подсыпала в мой завтрак растёртую таблетку антабуса, а я утром был с глубокого похмелья. По дороге на работу, у станции Быково, мне сделалось плохо, я покраснел, пошёл пятнами и стал задыхаться, но прохожие вызвали «скорую», и меня откачали.