Охранники не знали, здесь ли живет еще чье-то тельце, кроме тельца премьер-министра, а я не знала иврита, а Алиса быстро-быстро, непонятно на что надеясь, легла спать, и мы, тыча пальцем в темные дворы и споря, едва нашли ее дом, и пошли вверх по ступенькам, и позвонили, и Алиса проснулась, и открыла нам дверь, и долго подозрительно разглядывала меня, но я быстро пробежала мимо нее на кухню и плотно умостилась, и наконец-то налила себе коньяку.

Сказать, что я чувствовала себя как дома, – ничего не сказать, мне непонятно было другое – где я шлялась все это время?

И у нас завязался разговор, во время которого мы всхохатывали и ели шоколад, и Алиса была в порнографических девчачьих гольфах чуть выше колена, и, если бы я ее не знала, я бы подумала, что она коварная соблазнительница, но я ее знала и знала, что она это для тепла, и сверху гольф у нее были валенки, но эту подробность мы опустим.

Рома сидел между нами, и у меня было ощущение, что я как-то его тоже давно знаю, и я даже тыкала его в плечо в особо смешных местах, и он несколько раз тихо спрашивал в никуда: «А где у тебя туалет, Алиса?» – но мы так хохотали, что плохо реагировали и не отвечали.

В какой-то момент мы обсуждали города и древнюю архитектуру, Париж, Рим, Иерусалим, и Рома громче спросил:

– А что ты скажешь про туалет, Алиса?

И Алиса наконец-то услышала и задумчиво сказала:

– В Древнем Риме была неплохая канализационная сеть.

Я сползла со стула от смеха, а Рома таки пошел и сгинул во тьмах Алискиной квартиры, а потом вернулся, и мы допили вино, он уехал, а мы с Алиской посмотрели друг на друга, и я угрожающе сказала:

– Но-но! По утрам мы будем бегать, ясно? И покажи своих двойняшек!

Она повела меня в детскую комнату и тихонько показала двух своих маленьких дочерей, уже спящих.

И потом она мне дала старую уютную пижаму, провела в мою комнату, я разделась, надела пижаму, положила рядом молчащий мобильник и мгновенно уснула. Проснулась днем, светило яркое солнце, за окном действительно вовсю пели птицы, и это было мое первое утро в Иерусалиме.

А на следующее утро я проснулась рано (ну, это уже было следующее утро, после утра прилета, вечера и ночи) и счастливая, потому что снова пели птицы и снова было солнце.

Встала и прокралась к Алисе в комнату. Было восемь утра. Думала – она спит, сейчас я ее напугаю. Закричу или спою.

А она сидит, закутавшись с головой в одеяло, спиной ко мне, сверху из одеяла торчит только хохолок встрепанных волос, и быстро-быстро что-то шпарит по клавиатуре.

Я затаила дыхание и вытянула шею. Все ясно – ябедничает в Интернете в надежде, что ее спасут.

«Она пока спит, – быстро-быстро пишет Алиса, – и я надеюсь, что так и будет спать. Но она сказала, что мы будем бегать по утрам. Я вся преисполнена надежд, что она не проснется. И что она пошутила. Потому что я летом купила себе специальный спортивный лифчик за шекель, от жадности, цвета бирюзы. Ну и что? Из спортивного у меня еще ласты есть. И противогаз. Но это не повод, чтобы я вдруг стала бегать по утрам. Щас, – пишет Алиса быстро-быстро, – щас, прям побежала! Не дождетесь!»

И тут она как взвизгнет. Потому что я ей положила тяжелую длань на плечо.

– Перепиши, чтоб не позориться потом, – тоном Медного всадника сказала я. – Так и пиши: «Я встала в восемь утра, и сейчас мы с Юлькой побежим по солнечным улицам города, легкие как лани, потому что мы ведем спортивный образ жизни». Вычеркни «спортивный», потому что ты куришь. Напиши «здоровый». Нет, «здоровый» тоже вычеркни, напиши «активный». Вычеркни «ведем», напиши «будем вести», а то вдруг мы завтра проспим. Вычеркни «побежим», напиши «окажемся», а то вдруг ты будешь ковылять, а не бегать. Вычеркни «легкие», потому что вычеркни. «Лани» тоже вычеркни, не будем утяжелять текст метафорами.

Я просто передам вам суть, что осталось. Ну, может, навру в деталях, но суть правдива. Там было что-то вроде: «Она спит. Я не побегу. Она проснулась. Я побежала».

Да. Она надела на свой восьмой размер эту бирюзу за шекель, кроссовки, я надела кроссовки.

И мы побежали.

Потом мы в комментариях к этой кляузе прочли, что люди говорили: «Держись, мы с тобой!» и «Ваши израильские друзья», а также предлагали одну машину сопровождения из Тель-Авива, и публикации процесса в Tatler и «Новостях Иудейской пустыни».

Но было уже поздно. Мы бежали, как одинокие бизоны, вверх и вниз по узким улочкам Иерусалима.

Сначала Алиса, как гид, говорила на бегу. Я только успевала крутить головой.

– Посмотри налево, это бельгийское посольство, посмотри направо, это монастырь шестнадцатого века.

Потом она выдохлась. Бежали мы размеренно. И молча. Потом она стала меня обгонять.

Иерусалим солнечный. И светится. Зеленый. В Старом городе – там, где храм Гроба Господня с Голгофой, Стена Плача, – я была десять лет назад. И в этот раз мы там не были. В этот раз мне достался Иерусалим не туристический, а домашний. Самый его центр. Район, который называется Рехавия. И я его люблю теперь всей душой.