Неправда, что молодость жестока сама по себе. Ты молода и бесконечно добра. Я ведь знаю, что в тот момент, когда у меня вырвалось это "пожалуйста", ты еще не любила меня, просто сжалилась. И разволновалась, растревоженная отразившимся в глубине твоего существа моим огнем. Я накачивал тебя страстью снова и снова, и ты ожила и удивленно призналась: "Я люблю тебя, Пол". В тот миг это уже была правда, я голову дам на отсечение. Может, ты и сама еще до конца не верила в это, но любовь уже разливалась по твоему телу, сменяя наслаждение, смятенная и великая, как твоя земля, на которой мы любили друг друга.

Почему меня всегда так тянуло в Россию? Среди тех бродяг, которых я снимал и жизнь которых пытался разделить (только пытался, ведь на самом деле человек, имеющий за плечами теплый дом, не способен до конца понять другого, такого дома не имеющего), я искал русских эмигрантов и не находил их. Почему их не было? Ты сама объяснила мне это, перечислив все стереотипы, касающиеся англичан. Импульсивные, безалаберные французы вам ближе, и твой бестолковый муж тому подтверждение. Почему же ты потянулась ко мне? Моя фиалка [1] , выросшая в тени, моя Фея Беспокойных Снов…

Я поцеловал тебя, и ты затихла, опять сунув ладошку под щеку. Я стараюсь не смотреть на тебя, потому что, оказывается, умиление так быстро перерастает в желание, что я не успеваю захлопнуть нужную дверцу. Но я не посмею тебя разбудить. Сон — это святое. Это та сторона жизни, которую Мы хотели бы, но не можем прожить. Или та, от которой бежим. Ты бежишь сейчас, твои длинные ноги подергиваются, как у перевозбудившейся собачки. Я молю только о том, чтобы ты бежала не от меня. Хотя бы сегодня…

Ты назвала себя обыкновенной. Как бывает слеп человек, разглядывающий себя самого! Он всегда смотрит на себя сквозь преломление в стекле, предусмотрительно опущенное Богом, и то, что он видит, бывает или выше и прекраснее того, что есть на самом деле, или мельче и невзрачнее. Так Господь проверяет нашу склонность к гордыне. На тебя же я смотрю взглядом, свободным от какой бы то ни было преграды, ведь любовь просто не может быть преградой. И я вижу, как изысканно твое утонченное лицо с трогательными родинками, как нежна шея, как изящно все твое тело. Ты говоришь о себе, опять попадая во власть стереотипов — теперь в моде иная красота. Тебе никогда не завоевать титула "Мисс Вселенная", потому что тебе просто не с кем соперничать в этой Вселенной. И горе тем, кто этого не видит.

Надо прийти в себя и записать наконец свои впечатления о России. Когда такси везло меня из аэропорта, на всем протяжении пути над нами висела плоская темная туча, похожая на гигантский кусок асфальта, отколовшегося от Млечного пути, до которого добралась цивилизация. Я так ждал встречи с этим экзотическим краем — Сибирью, а туча подавила меня, и я сразу почувствовал себя потерявшимся в джунглях ребенком, до которого, кроме хищников, никому нет дела.

Я старался не смотреть на небо, но березовая роща вдоль полотна произвела на меня впечатление не менее гнетущее. Многие стволы были сломаны, и я не мог понять причину этого. Не похоже, что в этих краях бушуют ураганы, способные валить деревья. Казалось, что березы надломились, не выдержав своей самодостаточности. И мне пришло в голову, что в том же следует искать и причину надломленности всего русского народа — он чересчур переполнился своей знаменитой тоской, которая застилает солнце. Мне даже стало страшно, что моя безобидная английская меланхолия отяжелеет в этой земле, и я задохнусь под этим гнетом.

Одиночество в чужой стране веселит не больше недели, потом хочется лезть на стены. Я попался ребятам, считающим себя защитниками природы, как раз в таком состоянии, и они так ловко меня обработали, что я и сам поверил, будто спасение этого бора — дело всей моей жизни. Мне тогда было тошно до того, что я уже хотел искать проститутку, в очередной раз презрев свои католические убеждения. Русские женщины, по крайней мере те, что встретились мне в лицее, куда я приехал преподавать, разочаровали меня. Они стремятся походить на европеек и часто говорят: "О'кей", что меня безумно раздражает. Они деловиты, улыбчиво-холодны и эмансипированы, словом, полностью противоположны тому, чего ждешь от русской женщины. Я уже начал было думать, что это такой же миф, как множество вещей в этой стране, когда встретил ту, у ног которой сейчас сижу. Внешне она не имеет ничего общего с тем типом русоволосой дородной славянки, что сложился в моем сознании. Она высокая, тоненькая, темноволосая и стриженная, как мальчишка. Но ее инстинктивная готовность к самопожертвованию, ее застенчивость, ласковость и спокойная, непоказная чистота — это именно то, чего я подсознательно искал в этой стране.

Мне хочется придумать ей тысячу нежных прозвищ, но я не сумею перевести их, и она не поймет. Англичанки не любят, когда их называют ласковыми словечками. Они считают, что это унижает их достоинство, хотя как может унизить любовь?! Но она не англичанка. И постепенно я выучу все слова нежности, какие только есть в ее языке.

Наверное, надо лечь и попытаться уснуть, иначе завтра я буду совсем развалиной, и ты увидишь, какой я дряхлый и немощный. Сейчас мне не верится в это, потому что влитые тобой силы все еще бушуют во мне, и я готов сделать что-нибудь невероятное — выйти на бой с Драконом, не имея даже простенького меча, унести тебя на край света и взлететь, оттолкнувшись от этого края. Я пришел в твою землю, ведомый какой-то божественной силой. Ты спросила, почему я выбрал этот город… Разве можно объяснить это, моя глупышка? Видимо, меня посетило прозрение, и я понял, что на свете не осталось других городов, кроме одного крошечного пятнышка на карте. Я даже не слышал его имени до тех пор, пока ты не позвала меня.

Я произнес слово "судьба", и ты засмеялась. Ты не поверила мне. Но как иначе можно назвать и внезапную гибель Джейн, и все, что случилось позже и сделало меня таким, каков я есть сейчас, чтобы ты могла довериться мне? Судьба. Она испытывала меня сорок семь лет и наконец решила, что я достоин награды.

Больше я ничего не попрошу, клянусь! Даже того, чтобы ты осталась со мной. Ведь я знаю, что этого все равно не произойдет, сколько бы я не молился. И не потому, что я на самом деле плохой католик, но потому, что ты слишком великолепна для меня. Как звезда, которую можно открыть и даже дать ей имя, но от этого она не станет ближе ни на милю.