И увидели тут убедительный пример того, что каждый звериный детеныш должен знать твердо: непослушание, когда кругом столько врагов, равноценно самоубийству. Какой-то капризный и беспокойный теленок выскочил из плотного кольца обороняющихся рогов. И тут же, в одно мгновение собаки кинулись к нему и разорвали. Получив свою дань, они больше антилопами не интересовались, и те разбрелись по степи.

И хотя эта дань, которую гиеновые собаки берут со всего живого, порой и велика, хотя завывания и тявканье рыщущих псов повергают в панику и поспешное бегство всех копытных, а грифы и стервятники, уверенные в успехе охоты, заранее кружат над местом действия трагедии, польза, которую «волки саванны» приносят ее копытному населению, немалая. Гиеновые собаки, уничтожая в первую очередь больных, слабых (глупых и капризных от рождения), так или иначе наследственно дефективных животных, играют важную роль в равновесии сил природы, в балансировании ее ресурсов и отборе самых приспособленных. Поэтому в Национальном парке Серенгети разрабатываются меры по охране гиеновых собак от чрезмерного уничтожения, которое им грозит.

Джордж Шаллер узнал много нового, интересного и неожиданного о жизни и нравах горилл, месяцами следуя за ними по пятам. Тем же методом изучал он позднее львов и гиеновых собак.

Сообщества последних очень сложные. В их стаях царят строгая иерархия и дисциплина. И даже разделение труда! Одни охотятся, другие караулят щенят. После удачного загона охотники спешат к щенкам, и малые вылезают из нор. И тогда большие псы, склонив к ним головы, исторгают из глоток мясо, которое принесли в желудках. Узнаете знакомые повадки?

Для нянек всегда оставлена недоеденная туша загнанного зверя. И те, сдав дежурство, сейчас же спешат к ней, пока грифы все не разворовали. Отряды охотников и сторожей у нор через определенное время меняются.

Между собой эти свирепые для врагов псы живут мирно.

(Каждая стая бродит по просторам, как показали последние наблюдения, очень обширным – до 1500 квадратных миль!)

Когда в дикой саванне встретятся два разных и, казалось бы, конкурирующих охотничьих отряда, дружелюбию их нет предела – прыгают, нюхают друг друга, играют, смешавшись в общем радостном веселье. И без ссор и грызни расстаются. Больше того, «однажды у горы Меру, – рассказывает Б. Гржимек, – свора охотничьих собак повстречалась со стаей диких гиеновых, все обошлось так же мирно и спокойно».

Если кто из этих псов на охоте отстанет и потеряется, друзья его не оставят. Тут же, услышав тревожный зов, «вся остальная братия» без промедления мчится к заблудившемуся товарищу.

Колсун, красный волк, или по-индийски дхоле, в той же примерно роли, как и гиеновые собаки в Африке, выступает в дебрях Азии. Только арена эта не степи, а леса, преимущественно горные. А сам деятель похож на некрупного волка, красновато-бурый или рыже-красный, уши хоть и больше волчьих, но, однако же, не такие без меры разлапистые, как у гиеновой собаки.

Именно этих волков как всесокрушающую грозную лавину, атаковавшую джунгли, изобразил Киплинг в своем «Маугли».

Эта невинная на вид собачка – прославленный Киплингом красный волк, или колзун. Даже тигры боятся этих волков! Но не зарегистрировано еще ни одного случая, кроме загадочного происшествия на Яве, нападения красных волков на людей.

В этом смысле против истины он погрешил немного: красные волки, объединившись несколькими семьями, довольно быстро опустошают округу, в которой недолго поживут. Потому они постоянно в движении и покрывают в охотничьих походах огромные расстояния по лесам и горам Тибета, Индии, Суматры, Явы и других мест, где еще встречаются их стаи. Козлы, бараны, олени, даже дикие и бесстрашные быки гауры и бантенги, которых и тигры без особой нужды избегают беспокоить, бегут от них в панике. Быки обороняются от красных волков, встав кругом, как гну. А волки норовят отбить от стада самых слабых, больных и юных, которым рвут сухожилия ног, брюхо, горло.

Говорят, и тигру плохо придется, если встретит он стаю красных волков (или собак: и так их называют) там, где нет поблизости пологого дерева, на которое он успел бы быстро залезть. Псы отважны, рвут полосатого с разных сторон. Истекая кровью, теряя силы, гибнет в их беспощадных зубах всесильный в джунглях тигр. А медведь гималайский, который и тигра может неплохо отколотить, как почует, поведя носом по ветру, – дхоле пахнет! – спешит, не думая о престиже, уйти подальше. А если дух слишком силен и близок, скорее на дерево. Нет зверя, кроме слона, который бы сумел в одиночку долго устоять под яростным натиском красных волков.

В СССР красные волки редко, но встречаются на Восточном Памире, Тянь-Шане, Алтае, в Саянах, в горах южного Предбайкалья и Забайкалья. На южных склонах Станового и Яблонового хребтов их больше.

Что гималайский медведь может иногда и тигра отколотить, я не сам придумал, так считает Джим Корбетт. Он родился и прожил в Индии семьдесят лет и перестрелял много всяких медведей, тигров и леопардов. Повадки животных он знает хорошо, а его книги «Кумаонские людоеды», «Леопард из Рудрапраяга» – лучшее, что я читал о зверях Индии.

Как-то, выслеживая одного из леопардов-людоедов, Джим Корбетт увидел огромного гималайского медведя. «Он шествовал так важно, словно для него совершенно не имело значения, сколько времени придется идти, чтобы попасть из одного места в другое». Вдруг остановился, покрутил носом, принюхиваясь, посмотрел на склон холма и лег плашмя на землю.

Поднял голову, еще раз понюхал, чем там пахнет впереди, и, крадучись, полез туда, где что-то унюхал. Прямо стелился по земле, полз «бесшумно, как змея». Подполз к краю ямы, а там тигр пировал, к разным бродячим медведям вовсе равнодушный. Медведь медленно-медленно поднял голову над ямой и заглянул вниз. Так же медленно ее опустил. Лапы под себя подобрал и вдруг с громким ревом ринулся вниз.