Политика изменилась. Бог знает кто в Кремле решил, что, когда случаются несчастья, президент должен хранить молчание. И вот несчастье случилось. Заложники в театральном центре на Дубровке захвачены были вторые сутки. Президент молчал. Телевидение молчало, кроме не подконтрольного тогда еще Путину телеканала НТВ. А Марина Литвинович со своим докладом «Информационные угрозы…» не допущена была на совещание к главе президентской администрации. Сказать, что президент должен быть человеком, должен торговаться, спасать заложников – было некому.

Марина постояла перед закрытой дверью и вышла из администрации президента вон. На следующую ночь подразделения спецназа штурмовали театр с использованием неизвестного отравляющего газа. 130 заложников погибли в основном оттого, что, потеряв сознание, захлебнулись собственной рвотой.

А «информационные угрозы» были устранены тем, что телеканал НТВ, последний метровый телеканал, позволявший себе говорить свободно, сменил руководителей. Президент Путин тогда упрекнул главу канала Бориса Йордана в том, что тот «делает рейтинг на крови». Понимать президента надо было так, что жертв получилось столь много, потому что НТВ транслировало картинку штурма в прямом эфире. Информационная политика Кремля окончательно уступила место голой пропаганде, и Марина Литвинович никому больше не была нужна.

К декабрю она ушла из ФЭПа. Павловский не удерживал, то ли понимая, что девочка переросла его организацию, то ли почуяв, как изменилось отношение к Марине в Кремле. Но Марина ни секунды не боялась остаться без работы: наступал выборный год, и девушка, про которую ходили слухи, будто главный кадровик Кремля Виктор Иванов отказался брать ее на работу в администрацию, чтобы не слишком усиливать пригласившего ее замглавы Владислава Суркова, была обречена возглавить какой-нибудь предвыборный штаб. И действительно, не успела она отоспаться пару дней, как раздался телефонный звонок, и Борис Немцов, один из лидеров либеральной партии Союз правых сил, предложил Марине работу. Номинально предвыборный штаб СПС возглавлял Альберт Кох, но функции его были делить бюджет и представительствовать. Фактически всю работу организовывала Марина. За эту работу Марина попросила не много денег, две тысячи долларов в месяц, но плюс – проходное место в партийном списке: если бы СПС преодолевала пятипроцентный барьер на выборах, Марина становилась бы депутатом парламента.

Через несколько дней над столом в новом Маринином кабинете в штабе СПС у метро «Площадь Ильича» висел огромный кусок ватмана, на котором расчерчен был календарь вплоть до дня выборов, и на каждый день распланированы были митинги, акции, встречи, съемки предвыборных роликов. Анатолий Чубайс, главный вдохновитель и один из существенных тогда спонсоров партии, увидев этот календарь, был крайне доволен новым сотрудником, поскольку и сам любил планировать время так, что «в 14.43 звонок такому-то, в 14.47 встреча с таким-то».

Несмотря на склонность предвыборного штаба к пьянству и романам с молодыми журналистками, работа шла полным ходом, когда Марине позвонил Вадим Малкин, лучший ее фэповский друг, который тоже ушел от Павловского, но не в либеральную партию СПС, а в социал-демократическую партию «Яблоко». Электораты СПС и «Яблока» во многом пересекались, за обе партии голосовала интеллигенция.

– Пообедаем? – предложил Вадим.

– Пообедаем, – согласилась Марина.

Они обедали в «Елках-палках», фастфуде, делающем вид, будто он ресторан русской кухни. Вадим веселился по поводу висевшего через весь фронтон зазывного лозунга: «неограниченный подход к телеге». Телегой в «Елках-палках» назывался салат-бар, холодные закуски действительно расставлены были на настоящей телеге, ради аляповатого патриотизма, красовавшейся посреди обеденного зала. Но Вадим интерпретировал эту фразу в политологическом смысле. И молодые люди смеялись, что «неограниченный подход к телеге» может быть вписан в контракт любого государственного чиновника, помимо зарплаты, а слово «телега» можно понимать хоть как государственный бюджет, хоть как доходы нефтяных компаний. Еще слово «телега» можно было понимать как «рассказ», «история». Замглавы администрации Владислав Сурков, соответственно, имел «неограниченный подход к телеге» в том смысле, что мог повелеть руководству центральных телеканалов любую историю переврать как угодно. Марина улыбалась. Ей нравилась эта склонность Вадима к интеллектуальным играм. Например, сравнивать великих русских поэтов с действующими политиками, делая, не поймешь, шутливые или серьезные выводы об устройстве русских мозгов. Пушкин и Путин – наше всё. Есенин и Зюганов – наше всё для народа попроще. Лермонтов и Явлинский – апостолы байронизма. Некрасов и Немцов – баре-народники…

– Марин, а чего вы нас так мочите? – спросил вдруг Вадим.

Смех прекратился. Марина смотрела на друга и думала, как это может быть так, что СПС ведет черную PR-кампанию против своего конкурента «Яблока», а она, фактически возглавляющая штаб, ничего об этой кампании не знает.

– Когда? – спросила Марина.

– Вчера, – отвечал Вадим. – Ваши ребята пришли на коммунистический митинг с флагами «Яблока».

Сомневаться в словах Вадима не приходилось: раз уж он говорил, что СПС отправила своих людей изображать, будто коммунисты и «Яблоко» вместе, и тем оттолкнуть от «Яблока» по старой памяти антисоветски настроенную интеллигенцию, то, значит, он выяснил: провокаторы были именно из СПС.

В течение нескольких последующих дней Марина выяснила: кроме официального штаба СПС, руководимого ею и Альбертом Кохом, существовал еще неофициальный штаб, руководимый Леонидом Гозманом. Официальный штаб снимал позитивного свойства видеоролики про армейскую реформу, про повышение рождаемости, про борьбу с коррупцией… и всячески ратовал за объединение всех демократических сил, чего желали и большинство избирателей СПС и «Яблока». Неофициальный штаб распускал про лидеров «Яблока» грязные слухи, устраивал провокации вроде той, с яблочными флагами на коммунистическом митинге, и даже преследовал яблочных активистов с использованием личных связей в прокуратуре.

Собрав все эти факты, Марина пошла к Чубайсу. У нее был еще и социологический опрос, из которого следовало, что если «Яблоко» и СПС топят друг друга, то избиратель разочаровывается в обеих партиях и обе партии на выборах не набирают больше пяти процентов и не проходят в парламент.

– Нельзя мочить «Яблоко», – говорила Марина Чубайсу. – Мы не пройдем.

– Плевать, – отвечал Чубайс. – Лишь бы Гриша не прошел.

Гришей он называл лидера «Яблока» Григория Явлинского.

Последнюю попытку прекратить самоубийственную войну с «Яблоком» Марина предприняла в середине лета. Вместе с Борисом Немцовым, единственным миролюбиво настроенным членом политсовета СПС, Марина поехала в Жуковку к Михаилу Ходорковскому. Нефтяной магнат давал деньги и «Яблоку», и СПС, и, по расчетам Марины, ему не должно было нравиться, что на его деньги две демократические партии уничтожают друг друга.