Я действительно обошла все и узнала даже то, где начальник штаба третьего батальона хранит свой гражданский костюм, но рядового Скачкова из роты охраны не было нигде. «Деды», которым я устроила настоящий допрос, с кислой миной отводили глаза и сказали лишь, что Скачок был настоящий чмошник.

К пяти вечера все завершилось: моего подопечного на территории гарнизона не оказалось. Я попросила отвезти меня в гостиницу.

— Юлия Сергеевна! — окликнули меня у самого номера.

Я обернулась: ко мне стремительно приближался высокий, стройный офицер.

— Я слушаю.

— Это я, Гриша, — напомнил он. — Вчера вечером…

И только тут до меня дошло: точно, Гриша. Это был тот самый подполковник, который помог мне вчера избавиться от невменяемых провожатых. Шок последних событий отбил память об этой части вчерашнего вечера совершенно.

— Да, Гриша, я вспомнила, спасибо большое… извините, у меня был тяжелый день.

— Вам надо развеяться. Хотите, пойдем в ресторан? — вопросительно предложил он.

Больше всего на свете мне хотелось принять душ и рухнуть в постель. Но Гриша был проверяющим из штаба округа, и проверял он то, что меня интересовало больше всего, — склады. И, к сожалению, на этот вечер у меня были еще и рабочие планы. Рухнуть в постель не удалось бы все равно.

— Вы думаете, поможет? — неуверенно спросила я.

— Еще бы! — гоготнул Гриша, и это получилось у него так заразительно, что я тоже рассмеялась. — Ну вот и прекрасно! Спускайтесь вниз, я жду… у входа.

Я приняла ледяной душ, неторопливо переоделась, неспешно сложила в пластиковый пакет приготовленный на этот вечер бинокль, закрыла дверь и спустилась по лестнице. Судьба оказалась упряма: подполковник Гриша терпеливо дожидался меня, как и обещал, у входа в гостиницу.

Мы шли по тенистой улице в сторону вокзала — благо весь Воскресенск можно обойти за полчаса — и болтали. О кошках, тополях, бабочках и всякой подобной ерунде, не имеющей ровно никакого отношения ни к оружию, ни к отчетам, ни к проверкам. И, если честно, мне было хорошо.

Только у самого ресторана под стандартно-домашним названием «У Наташи» разговор смолк. Навстречу нам из стеклянных дверей вышел прапорщик Зимин с каким-то штатским, и этот штатский посмотрел на меня таким оценивающим взглядом, что Гриша сбился. Сбился, взревновал и начал безудержно хвастать своими служебными успехами.

— Зимин зря надеется! — почти кричал он, рассматривая меню. — Он думает, что если у него с командиром хорошие отношения, то можно…

— Тише-тише, — успокаивала я своего кавалера.

— Я его еще прищучу… — никак не мог успокоиться Гриша. — Пусть не думает!

Я, детально фиксируя всю информацию, тем не менее тоскливо оглядывалась по сторонам, но видела только агрессивно упертый в мой бюст бычий взгляд какого-то перебравшего местного качка.

В конце концов Гриша выдохся, и я смогла без оглядки на служебный долг поставить заключительный аккорд:

— Вот так. «В лесу — о бабах, с бабами — о лесе».

— Почему? — не понял подполковник. — А-а! Ну, так давайте о вас поговорим…

— Увы, моя работа еще менее романтична: солдатские фурункулы, инфантильная тоска защитников Родины по маме, недоедание, побои, побеги, смерть… и опять тоска, недоедание, побои…

— Но вы же еще и женщина, — с умным видом вставил Гриша. Я мотнула головой и безудержно рассмеялась: это его «еще и женщина» было великолепным!

— Поверьте мне, Гриша, — сквозь выступившие от смеха слезы сказала я. — Женщина-юрист — это совсем не сексуально. Скорее наоборот. Лучше отведите меня обратно… Хорошо?

Гриша с сожалением глянул на недопитый коньяк — беспощадная жара спала, и веселье в ресторане только начиналось.

Я разрешила проводить себя до почты, а оттуда пошла в сторону вокзала — Гром поручил подобрать явочную квартиру. Похоже, этот городок интересовал его очень и очень сильно.

Арестант Щукин дал мне абсолютно точную информацию: используя ее, я даже ни разу не встретила патрульных. Это радовало: не в моих интересах было светиться перед кем бы то ни было. И в девять вечера я уже осваивала свою половину дома, сданную мне полуслепой и почти глухой старухой: старый диван, железная кровать с шишечками, салфетки, на подоконниках цветочные горшки… А в половине десятого я уже шла к примеченной мною старой водонапорной башне — хотелось оценить ситуацию на складах еще раз.

Двери на башне не было, но уже через десяток осторожных шагов по железной лестнице вверх вокруг стало совершенно темно: окна в башне были заколочены. Пахло ржавчиной, гнилым деревом и… человеком!

Я собралась в пружинистый комок и принюхалась. Да, это человек… мужчина… и это был военный: несильно, но отчетливо пахло портянками и кожей армейских сапог. Этот запах не мог перебить даже выпитый коньяк. Меня вдруг осенило, и я беззвучно рассмеялась: здесь мог быть только мой беглец.

— Петя! — крикнула я. — Скачков!