Однако, несмотря на огромное уважение и популярность, которыми Блонский пользовался среди студентов и коллег, он не создал собственной научной школы, способной развить его идеи. Не последнюю роль в этом сыграли его личные качества. Он вел очень замкнутый образ жизни, поддерживая с сотрудниками и аспирантами сугубо деловые отношения. В последние годы жизни из-за тяжелой болезни он нечасто появлялся на своем рабочем месте в Институте психологии. Сотрудники и аспиранты регулярно приходили к нему домой, в маленькую двухкомнатную квартирку. Он обсуждал с ними результаты их исследований, внимательно вникая в их работу, направляя и организуя их научную деятельность. Однако это были беседы один на один, и сотрудники плохо знали, чем занимаются другие, так как непосредственных контактов у них почти не было. Тем более никогда не происходило общих обсуждений проделанной работы, возникающих затруднений или открытий. Сотрудники Блонского фактически никогда и не собирались вместе, не только у него дома, но и в лаборатории, которую он возглавлял. При таком отсутствии живого общения, совместной творческой деятельности не формировалась и школа, которая продолжила бы дело учителя.

Умер П.П. Блонский в феврале 1941 г., оставив после себя значительные, хотя и порой уязвимые для критики труды по различным проблемам психологии. Многие его идеи с позиций сегодняшнего дня хочется оспорить. Впрочем, и это – серьезный вклад в развитие науки, стимулирующий творческую мысль новых поколений психологов.

Психоанализ в массовом сознании, да и в представлении многих психологов-профессионалов ассоциируется в первую очередь с фигурой его основоположника Зигмунда Фрейда. В самом деле, влияние его идей на современное человекознание невозможно переоценить. Имена его последователей известны не столь широко – в первую очередь по той причине, что «верные гусары» (именно такого «звания» удостоился, например, Эрнст Джонс) не осмеливались существенно обогащать классическое учение, благоговея перед авторитетом отца-основателя. Реформаторы-отступники вроде Адлера и Юнга сумели своими революционными новациями не только навлечь гнев патриарха, но и снискать немалую известность. Но есть в истории психоанализа (да и психологии в целом) фигура, сумевшая занять промежуточное положение в этой черно-белой палитре. Один из первых последователей Фрейда Отто Ранк глубоко проникся психоаналитическими идеями, много лет демонстрировал приверженность фрейдистскому учению, благодаря чему заслужил особое расположение мэтра и выдвинулся в первые ряды деятелей психоаналитического движения. В то же время, будучи человеком исключительно ярко и творчески мыслящим, Ранк не уступил соблазну значительно расширить и модифицировать традиционные постулаты. Это не лучшим образом сказалось на его личных отношениях с Фрейдом, но, с другой стороны, позволяет и сегодня говорить о нем как о чрезвычайно интересном ученом, предвосхитившим многие тенденции психологической мысли двадцатого века и, наверное, двадцать первого.

Отто Ранк, впечатлительный, ранимый, обуреваемый душевными терзаниями венский юноша оказался для психоанализа настоящей находкой. С юных лет он изнемогал от телесной и душевной боли – его мучил хронический ревматизм, но еще страшнее было неизбывное ощущение заброшенности и одиночества. Его мать, женщина холодная и высокомерная, по отношению к сыну держалась отчужденно, отца-алкоголика он открыто презирал и с детских лет с ним даже не разговаривал. Неудивительно, что мотивы переосмысленного Фрейдом мифа об Эдипе затронули его душу, хотя всецело примерить новый, фрейдистский миф на собственную личную историю Ранку не удавалось. Возможно, из-за этого он впоследствии и предложил ему оригинальную альтернативу, не менее интересную не только в качестве мифа, но и научной концепции.

Со страниц дневника, который Ранк вел в юности, проступает глубокая депрессия, владевшая им в те годы. «Я рос, предоставленный себе, без друзей… И теперь я не чувствую расположения ни к кому. Не хочу, чтобы меня похоронили, пусть сожгут. А вместо памятника мне бы хотелось кусок грубого неотесанного камня… Я постоянно нахожусь в состоянии полудремы, а реальность, в которой мне приходится жить, причиняет лишь страдания… Сегодня у купил оружие, чтобы покончить с собой. А потом меня обуяли жажда жизни и огромный протест против смерти». Ранк пытался бороться с безысходностью и пустотой, развивая свой творческий потенциал. В нем горело желание оставить после себя что-то ценное, полезное для потомков. Эти темы – удручающее одиночество, творческий порыв, неисполнимое стремление к бессмертию – явно или неявно просматриваются во всех его изысканиях, особенно поздних, когда влияние на него фрейдистских идей значительно ослабло.

Фрейд познакомился с Ранком в 1906 году, когда тот, будучи студентом технической школы, зарабатывал на жизнь в автомагазине (заведении по тем временам экзотическом и немноголюдном). Творческие искания молодого Ранка получили воплощение в трактате «Художник», в котором в оригинальном ракурсе были представлены идеи Фрейда, еще мало кем признанные. Фрейд познакомился с этим юношеским сочинением, и оно произвело на него столь сильное впечатление, что он предложил Ранку вступить в Общество психологических сред, преобразованное впоследствии в Венское психоаналитическое общество, и с той поры оказывал ему всяческую поддержку, в том числе и материальную. Фрейд предположил, что этот не только тонко чувствующий, но и широко эрудированный молодой человек сможет впоследствии распространить идеи психоанализа на сферу культуры. И не ошибся. Впрочем, всех последствий «обращения» Ранка не мог предвидеть даже проницательный аналитик Фрейд.

Трактат «Художник» был опубликован в 1907 г. и стал первым в серии трудов, интерпретирующих с психоаналитических позиций мифологические и литературные сюжеты (Ранк подробно анализировал воплощение темы инцеста, аномального рождения героев, истории о Лоэнгрине и о Дон Жуане, тему двойников).

Почти два десятилетия всё расширявшееся психоаналитическое сообщество неизменно восхищалось работами Ранка, его пониманием искусства, литературы и мифов, толкованием их с точки зрения психоанализа. Кроме того, коллеги ценили широко раскрывшиеся административные способности Ранка. Поначалу выступавший личным секретарем Фрейда, он вскоре занял пост секретаря Венского психоаналитического общества, а в 1912 г. совместно с Гансом Саксом выступил основателем журнала Imago, ставшего рупором психоаналитического движения. В соавторстве с Саксом Ранк написал также вполне ортодоксальный труд «Значение психоанализа в науках о духе», заслуживший позитивную оценку Фрейда. Книга увидела свет в 1913 г. и в том же году (!) вышла в Петербурге в переводе на русский язык. В 1919 г. Ранк возглавил Венский институт психоанализа (на посту директора он оставался до 1924 г.), а также выступил инициатором создания издательства, специализирующегося на выпуске психоаналитических трудов.

Исключительность положения Ранка состояла в том, что на фоне столь бурной административной и творческой активности он долгие годы никак не проявлял себя в сфере психоаналитической терапии и лишь в 1920 г. начал практиковать как аналитик. Столкновение с реальными жизненными коллизиями пациентов заставило его по-новому оценить усвоенные постулаты. В 1924 г. в соавторстве с Шандором Ференци он опубликовал книгу «Развитие психоанализа», в которой была высказана еретическая идея о необходимости сокращения сроков анализа. Хотя авторы и клялись в верности фрейдистскому учению, их новации фактически размывали его основы. Ранк и Ференци прозрачно намекали, что в ортодоксальном учении роль раннего детского опыта в невротизации личности сильно преувеличена. По их мнению, поиск источников патологии и средств ее устранения еще далеко не закончен.

Фрейд, всегда относившийся к «малышу Ранку» покровительственно, впервые выразил открытое недовольство его новациями. Свои отцовские чувства (изъявления которых, по воспоминаниям родных детей Фрейда, им самим всегда недоставало) он проецировал на младших коллег. Первым таким «приемным сыном» выступил Юнг, и разрыв с ним в 1914 г. Фрейд переживал очень болезненно. После этого Ранк фактически занял место «наследного принца», но вот и он начал давать поводы для подозрений в отступничестве. Не этим ли травматическим опытом навеяна социологическая концепция Фрейда, в основе которой лежит идея отцеубийства, которое совершают неблагодарные сыновья, покусившиеся на престол патриарха?