Справа по реке движется достаточно большой корабль. Он ухожен, у него белые квадратные паруса (спущен только один, на передней мачте), по палубе бегают матросы. Я видел корабли – очень давно, когда путешествовал к морю. Море – в трёх днях пути от Санлона, но в противоположной от города стороне. Я ездил к морю по поручению Жирного: неожиданно прекратились поставки рабов с юга, и нужно было выяснить причину.

Корабль проплывает мимо меня. Мелкие лодчонки жмутся к берегам, убегают от его покатых бортов. Одноместный ялик какого-то нерасторопного рыбака засасывает под киль и ломает, рыбак, отфыркиваясь, появляется из-под воды и тут же получает по голове веслом, после чего окончательно скрывается под водой.

Всё-таки город такой же, как и моя провинция. Просто здесь нужно быть ещё сильнее.

Еду по мостовой вдоль берега. Я не помню, чтобы я пересекал мост, когда убегал от Киронаги. Но теперь от куполов и башен меня отделяет река. Наверное, она петляет.

Продолжаю свой путь. Многие на меня оглядываются, но никто не пристаёт. Я чувствую, что не прочь подкрепиться. Думаю, что в этом районе мне не найти приличного места, но это неважно.

Вижу вывеску. Это таверна. На вывеске изображено чудовище с телом рыбы и бычьими рогами. Рядом нарисована кружка. Вывеска до того засалена и загажена, что рассмотреть рисунок удаётся с трудом.

Подъезжаю. Подбегает какой-то нищий:

– Посторожить лошадь господина?

Я осматриваюсь и понимаю, что если я оставлю ему лошадь, я её больше не увижу.

Бью бродягу в лицо, он падает. Становится на четвереньки, выплёвывает осколки зубов.

Двери таверны – двойные, широкие. Распахиваю их ударом ноги, захожу, ведя лошадь под уздцы. Лошадь всё равно пахнет лучше, чем любой посетитель этого притона.

В таверне довольно много народу. Вижу свободный стол, сажусь. Конь идёт смирно, он умный. Своим задом он сдвигает чей-то стол, но мне плевать.

К столу подходит толстяк в засаленном фартуке.

– Сюда нельзя с лошадьми, – говорит он на удивление тихо.

– Принеси мне поесть, – чеканю я.

Толстяк уходит.

Все пялятся на меня и на лошадь. Я достаю дробовик и кладу перед собой на стол. Большая часть зевак отворачивается. Зато к моему столу тут же подсаживается худой аскетичный тип в рваной широкополой шляпе.

– Сколько? – спрашивает он.

– Что сколько?

– Ну, сколько за пушку возьмёшь?

Смотрю на него, прищурившись.

– Я тебе сейчас голову из него разнесу. Пойдёт такая цена?

Тип ухмыляется.

– Ну смотри, по-хорошему ведь предлагали…

Из-за соседнего стола встают три человека. Они чем-то неуловимо похожи на первого, такие же худые и высокие, в таких же дурацких шляпах.

Они стоят и смотрят на меня. Я не люблю, когда на меня так смотрят.

Один из тройки, средний, получает заряд в грудь, второму отрывает полголовы. Третий пытается вытащить меч (кривой, похожий на ятаган), но затихает с ножом в глазу. Я сажусь. Мой сосед смотрит ошеломлённо.

– А теперь я буду спрашивать, а ты – отвечать, – говорю я. – Хорошо?

Он кивает.

– Это что за мразь? – показываю на убитых.

– Эт-то б-банда Р-рит-т-ока, – он заикается.

– Ага. Они хотели меня ограбить?

– Д-да.

– Прекрасно.

Я спокойно перезаряжаю оружие.

– Эй ты! – кричу мужику за стойкой.

Он поворачивается.

– Где моя жратва?

Мужик склоняется чуть не до земли и показывает жестами, мол, сейчас, с минуты на минуту.

Снова поворачиваюсь к бродяге за моим столом.

– Так вот. Ты поедешь со мной. Поведёшь меня в центр города: мне туда нужно. И только попробуй сбежать. Подстрелю и возьму с собой. А когда приедем, буду долго пытать. Ясно?

Бродяга, дрожа, кивает.

Передо мной появляется огромная тень. Это здоровяк в грязном сюртуке. Его правый глаз закрывает повязка. Интересно, это он сегодня повредил или для красоты носит?

– Твоя лошадь мне мешает, – говорит здоровяк.

Я разношу ему череп выстрелом из дробовика.

– Ещё кому-нибудь моя лошадь мешает? – спрашиваю довольно громко.

Молчание.

Толстяк в фартуке, у которого я заказывал еду, если это можно так назвать, приносит на подносе тарелку похлёбки, огромный ломоть мяса и жбан какой-то вонючей жидкости.

Я отхлёбываю суп: вполне сносно, доводилось есть и хуже. Уплетаю за обе щеки.

Но дрянь из жбана я пить не могу, поэтому мясо ем всухомятку. Всё это время худой бродяга сидит напротив и смотрит. Я подталкиваю к нему жбан.

– Я это не буду, – говорю.

Он хватает и выпивает до дна.

Доедаю в мертвенной тишине. Молчит вся таверна. Все смотрят на меня.