В это время его усиленно мылили, тёрли мочалками, поливали водой из тазиков. Потом перевернули и продолжили омовение. Серёжа продолжал ругаться и грозиться, солдаты ржали до колик.

Потом его затащили в парилку, а когда он заорал «нэ магу больша», окатили холодной водой.

Затем Серёже торжественно выдали новое чистое белье и каптёр попрыскал его одеколоном, пожертвовал своим для такого случая. Впервые чёрный, чумазый Серёжа стал белым, даже розовым.

Жестокие забавы, конечно. Но солдаты вообще не ангелы. А в стройбате – тем более.

В общем, повеселились от души. Забыв банальную истину, насчёт того, кто смеётся последним.

С тех пор Сарухан стал пропадать в бане, он стал фанатиком парилки. Он приходил в баню первым, а уходил самым последним, пропустив ужин. Самая лучшая, верхняя полка в парной всегда была занята Серёжей.

И сейчас, много лет спустя, перед моими глазами стоит картина: Серёжа бьёт тазиком по трубе и кричит в стенку (за стеной была котельная):

– Качегара! Я тваю маму имал! Ташкент давай!

В смысле, поддай-ка ещё пару.

Вахта – это фанерные вагончики в два ряда, в которых живут военные строители, занимающиеся заготовкой леса, и их командиры. Крайние два вагончика занимали дорожники, строившие дороги для вывозки леса. Подразделение называлось «Дорожно-строительная колонна», в миру – просто дурколонна. В этой дурколонне я был водителем МАЗа. Ещё два вагончика-камбуза стояли поодаль, у речки.

Лето 1980 года, года Олимпиады, было очень жаркое, лесные пожары нас постоянно донимали. Нас, солдат, мобилизовали на их тушение. Мы в меру сил сачковали от таких мероприятий. В тот год даже карельские болота все пересохли. Сразу за нашим вахтовым посёлком было такое высохшее болото, куда мы ходили по нужде.

И вот, как-то после ужина я пошёл на это болото «подумать». К процессу я подошёл серьёзно: во-первых, взял с собой большую газету – почитать и вообще. Летом там шикарные белые ночи, поэтому было светло, читать можно без помех. Во-вторых, обломал себе ветку, чтобы во время процесса подмахивать снизу, иначе всю задницу искусают комары.

И вот, сижу, значит, думаю, читаю. Вдруг, вижу, как из-за вагончика выскакивает молодой салага и, не разбирая дороги, молча бежит в лес.

«До чего все-таки дедовщина в отряде свирепствует, – подумал я. – Молодым совсем житья нет». Сам я уже отслужил 8 месяцев.

Но через несколько секунд с вахты выскочил старослужащий Читашвили, в одном сапоге, по пояс голый, с недобритой физиономией. И тоже молча умчался в лес, выпучив глаза от страха. Ему тоже, что ли, в морду дали? Не похоже. Грузины у нас были известны как люди отважные, и друг друга в обиду они не давали. Пока я думал над этим, из-за вагончиков выскочили два молдаванина с моего призыва и также беззвучно скрылись в лесу.

Я уже и не знал, что думать. Но это было ещё не все, главное потрясение было впереди.

Через секунду буквально все(!) солдаты выскочили с вахты и тихо, беззвучно, мгновенно скрылись в лесу, словно их и не было. Это такая армейская особенность: солдаты, в отличие от штатских, драпают всегда тихо, без звука, чтобы не демаскировать себя. Командиров, правда, среди убежавших не видел.

Я обалдел окончательно! Что случилось на вахте? Что могло так перепугать сотню, в общем-то, непугливых ребят? Как говорится, пьяный стройбат страшней десанта. Может, уже война началась, и на вахту высадился китайский десант? Или банда беглых вооружённых зэков забрела по дороге к финской границе? Может, в вагончиках сейчас лежат наши ребята с перерезанными глотками? Ну ладно, а что мне делать? Тоже бежать? Но куда, зачем, от кого?

Решил всё же осторожно подкрасться к вахте и высмотреть, в чем дело. (Разведчик, блин, Чингачгук хренов.)

Я подполз к крайнему вагончику и осторожно выглянул из-за него. На вахте внешне ничего необычного не увидел. Вагончики в два ряда. И от вагончика к вагончику ходят лейтенант и прапорщик.

От сердца отлегло. Слава богу, если командиры здесь, значит никаких убийств тут не происходит.

На другом краю стоял трёхосный армейский ЗиЛ-157, крытый брезентом. Водителем в нем был мой земляк Толя. Вот у него-то я и узнаю, в чём дело.

– Привет, Толя.

– Привет.

– Как дела вообще-то? – осторожно начал я выведывать.

– Да всё нормально в целом.

Ничего себе, нормально. Вся вахта ломанула в лес, сломя голову, а ему все нормально. Флегматик хренов.

– А чего тогда ты приехал? Ты же в гарнизоне был?

– Да возле гарнизона лес горит, меня и двух командиров прислали, чтобы собрать людей и везти их на тушение.

И в это время подошедший к нам лейтенант строго крикнул мне: