Шрифт:
Терпение командующего лопнуло в самый неподходящий момент, когда провинившимся экипажем был именно наш. А самым озадаченным оказался я, в то время помощник командира, отвечающий за все, что только можно отвечать при стоянке в базе.
Во время проворачивания оружия и технических средств в центральном посту раздаётся звонок берегового телефона. Из трубки, заглушая шум проворачиваемых механизмов, раздался вой командира дивизии, до этого только что затоптанного командующим. Уже через пару мгновений, я пулей летел по направлению к нашей помойке, возглавляя отряд из пяти матросов и двух мичманов.
Приказ был ясен как августовский день. К 16 часам предъявить командующему новую помойку, сложенную в два кирпича на высоту не менее трёх метров, да ещё накрытую крышей. Где брать при этом кирпич, раствор, а главное, крышу не сообщалось. Решение надо было принимать на бегу. С прибытием на место надо начинать работать, иначе к 16 часам не успеем.
Мысли подпрыгивают в голове в такт бегу:
Кирпич отпадает, где его столько набрать? Тогда камень… Этого добра в речке достаточно. Цемент? Понятно, бутылку спирта – и в гараж, там, вроде, видел… Крышу, что с крышей?
Деревянная сгорит… Железная? Где железа набрать, да ещё листового?
Пробегаем мимо кучи здоровенных вентиляторных улиток, брошенных на пустыре.
– Магадиев и Тепа – железо – листы, распустить!
– Сколько?
– На крышу.
– Есть!
Бежим дальше.
Из казармы животом вперёд выплывает старпом соседнего экипажа, фуражка на затылке, радуется жизни, гад.
– Лёха, тебе капец! – кричу я ему издалека.
– Чо такое?
– Я завтра на торпедолове [59] в море уйду, кто помойку строить будет?
59
Торпедолов – небольшое судно для поиска и подъема на борт торпед после учебных стрельб.
– Васильич, ты загадками не говори, чо надо-то?
– Литр шила и 10 бойцов в речку камни таскать.
Через пять минут человек 20 из его экипажа бегом несутся из казармы к речке.
– Пять человек за железом к Магадиеву, остальные камни таскать.
Работа закипела.
– Тащ, а как цемент разводить?
– Разводи, как разводится, главное, чтобы хватило. Цемента больше нет.
На твёрдом пятачке земли посреди болота начинает вырисовываться новое капитальное строение. Главный каменщик Магадиев старательно возводит капитальные стены новой помойки.
– Тагир, быстрее, чего ты их крутишь по десять раз? Ляпай как есть, главное, чтобы не развалилось, когда командующий ногами будет пинать!
В ответ только усталый взгляд мичмана.
Магадиев не умеет плохо работать. Не учили его основательные татарские родители этому ремеслу.
Стрелки на часах корчат рожу и медленно подбираются к назначенному времени.
Не успеем, тащ…
Каменная кладка поднялась только до плеча. Из неё в четырёх углах уныло торчат ржавые трубы на высоту второго этажа. Правда, крыша уже на месте, хотя тоже ржавая.
– Трубы и крышу закатать в сурик!
–Есть!
Это хлебом не корми, дай только в краске вымазаться!
– Тащ, может, по бокам тоже железо? Покрасим? Цемент не встал, если будем поднимать стены выше, рухнет все…
– Железо, железо, фигня какая-то в стакане… Мы ведь не автобусную остановку строим, а помойку! Тепа, а там ещё сетка была! Рядом с железом.
– Понял!
Ещё через полчаса между трубами с трах сторон натянута железная сетка на проволочных скрутках.
Отхожу подальше, чтобы рассмотреть шедевр…
Да… ну и хрень получилась…
– Всё, мужики, время вышло, лишние камни мостить в болоте, изображаем гранитную набережную Невы.
А вот и Уазик «кома» на горизонте.
Ну, держись, Алексей Васильевич!
Из–за казармы колобком выкатывается командир дивизии.
– Это что за удрыздище? – тычет он в новую помойку.
Я невозмутимо кидаю окурок в болото.
– Это, товарищ комдив, помойка моей новой конструкции.
– Какой на хрен конструкции?
– Новой, моей.
– Я ведь сказал, стены – три метра! Помощник, ты чем слушал? У тебя уши или банки из-под Веди-64?
Три метра! Три метра! Ну, капец!… Ну щас командующий!…
– Товарищ комдив, а как кислород будет поступать к горящему мусору через трёхметровые стены, да ещё накрытые крышей? Мусор ведь полностью сгорать не будет. Вот для этого и сетка! Она доступ кислорода к горящему мусору обеспечивает, и в то же время, не даёт горящим гальюнным бумажкам по ветру разлетаться. А крыша сверху от дождя, чтобы процесс утилизации не останавливался в ненастную погоду…