На следующий день Сумцов, демонстрируя все меры предосторожности, повел Марка знакомиться с машинисткой.

— На чем ее удалось захомутать? — спросил Марк по пути к машинистке.

— Деньги любит.

— Ясно.

Роль «машинистки» прекрасно сыграла Марина Евсеева. Миловидная молодая женщина. Крупная, высокого роста.

— Нда-а, — протянул Марк, глядя снизу вверх на рослую женщину. Бесцеремонно стал ее рассматривать.

— Ну чего уставился! — посмотрев сверху вниз на тщедушного Марика, осадила Марина. — Говорите о делах.

Сумцов показал на Володина, сказал:

— Возможно, он вместо меня будет приходить к тебе, Мариша. Условия прежние.

— Усекла.

Вот и весь разговор. Сумцов и Володин ушли. Обратной дорогой Марк выплеснул из себя впечатления от встречи с Мариной Евсеевой.

— Машинистка! Это целый машинист. Как она только своими грабками по машинке бацает…

— По-твоему, машинистки — такие воздушные создания, молоденькие девочки, кисейные барышни…

— Ну уж эта слишком крупногабаритная! Жадная!

— С чего ты взял?

— На ней рыжья [28] сколько!

— Чего?

— Золота. Рыжие бока. Часы… Три обруча на пальцах. Рыжие… Золотые.

— У тебя же и словечки.

— Элементарная феня [29] . Я ведь по фене ботаю [30] .

— И долго чалился [31] ?

— До звонка. Смыться не удалось.

Уголовник, понял Сумцов. О своем же прошлом Марик не стал распространяться.

Федор Нимцов из-под Новороссийска — картежник и мошенник — перед войной был осужден за кражу. В пересыльной тюрьме Федьку проиграли в карты. Проигравший должен был его задушить. Посчитали его за фраера… Но ему все же повезло, разобрались — свой — вор. Смертельная опасность для Нимцова не прошла бесследно. Ожесточился до крайности. Нимцов возненавидел весь мир. Из мест, где отбывал наказание, Нимцов освободился, по его мнению, не вовремя — шла война. Ему бы пересидеть ее в тюрьме… Больше месяца он прятался у бабушки в погребе, но дальше сидеть в темноте все же не выдержал. Выбрался на белый свет и вскоре был призван в действующую армию. Оказавшись на передовой, перебежал к немцам. После тщательной проверки Нимцова, — а немцы проверять умели, — они убедились в его патологической ненависти ко всему советскому и решили направить ее в нужное им русло. Подготовили уголовника для диверсионной заброски в советский тыл. Федька Нимцов, он же Марик, и не скрывал перед Сумцовым своей уголовной сути. Как-то хвастнул: «У меня житуха была! Для меня сдернуть лопатник у фрайера [32] — тьфу!»

Константин заметил, как при встрече с Мариной Евсеевой Марик ел глазами золотые вещи женщины. «Жадный», — оценил он интерес уголовника. Сам же Константин спокойно относился к золоту. Оно его не интересовало, не волновало. Другое дело — часы, нужная вещь.

— Ин Пари, ин Пари медхен зинд зо зюс (В Париже, в Париже девушки так сладки), — расхаживая по комнате, напевал Марк песенку из кинофильма «Под крышами Парижа». Фильм этот видеть Константину не удалось, но его школьный друг Борис Крылов часто исполнял вальс-бостон из этого фильма. Услышанные слова песенки возвращали Константина в безмятежные, счастливые дни юности. То, что ее напевал предатель, вражеский холуй, было для Сумцова нелепым, диким. Борис погиб в сорок третьем, в дни, когда гитлеровцы топтали своими сапогами улицы Парижа. Константин получил от друга только одно письмо с передовой. «Пишу в перерыве между боями. Не знаю, останусь ли жив…» Эти строки навсегда впечатались в память Константина Сумцова. Бориса нет… А этот гад поет. Больше всего в жизни Сумцов ненавидел предательство. Константин почувствовал, как захотелось ему грохнуть стул на голову гнусного подонка.

Вспомнилось выражение времен гражданской войны: «Стенка по нему плачет», когда для расстрела человека ставили к стенке. По Марку этому не только стенка плачет, но и петля ждет не дождется. А может быть, он псих?..

Сумцова интересовала психология предателя, и общение с подобными типами на вызывало у него опасения, боязни. Держался он спокойно, естественно наводил Марка на нужный разговор, получая нужные сведения. Константин понял, «Цеппелин» основательно готовил своего агента. И тот, кто называл себя Марк Володин, был хорошо подготовленным радистом.

Немцы считали, что советские граждане, сдавшиеся или захваченные в плен, самим ходом военных событий подготовлены к союзу с немецкой разведкой. Но это было заблуждение. Немало было тех, кто предпочел смерть в гитлеровских концлагерях и тюрьмах сделке с совестью, не шел в шпионы. Особенно в первый период войны немцы еще слабо представляли методы работы нашей контрразведки. То, что любой, находившийся за линией фронта человек, тем более побывавший в плену, автоматически попадал в число возможных врагов, во всяком случае, причислялся к лицам, требующим проверки, стало понятно немцам позднее. Василия Клубкова, предавшего Зою Космодемьянскую, немцы после недолгого обучения в разведшколе под Смоленском, в местечке Красный Бор, намерены были внедрить в разведотдел Западного фронта, туда, где он служил ранее. Работа военной разведки весьма интересовала немцев. Они наивно полагали, что бывший разведчик-диверсант Клубков, вернувшись в родные пенаты, имеет шанс возвратиться обратно в строй, в свою часть. Контрразведчики быстро «раскололи» предателя, и он получил свое — по заслугам. 16 апреля 1942 года Василий Клубков был расстрелян.

Для наших контрразведчиков абвер и СД были весьма серьезными противниками. Там работали профессионалы. Абвер и СД, в частности «Предприятие Цеппелин», привлекали себе в помощь специалистов самого разного профиля для решения бесчисленного множества мелких и крупных проблем материально-технического обеспечения, успешной деятельности агентуры. Например, для тайнописи специалисты-химики разработали состав, который невозможно было обнаружить ни химическими реактивами, ни с помощью инфракрасных лучей. Главным компонентом этого состава была кровь… самого агента. В случае необходимости агент укалывал себе палец, выдавливал каплю крови на кончик пера, где она смешивалась с раствором, и смесь для написания тайных донесений была готова. Сначала строчки были красного цвета, но через несколько минут исчезали.