Шрифт:
К нам должен был еще присоединиться друг Утца д-р Орлик, с которым Утц обедал тут каждый четверг начиная с 1946 года.
– Орлик, – объяснил мне Утц, – известный ученый, сотрудник нашего Национального музея. Он палеонтолог, специалист по мамонтам и мухам. Он вам понравится. Это очень обаятельный и остроумный человек.
Долго ждать не пришлось. Вскоре в дверном проеме показался высокий бородач в лоснящемся двубортном костюме. Орлик снял берет, встряхнул копной жестких седеющих волос и сел. Больно пожав мне руку, он набросился на претцели. Его лоб пересекали глубокие морщины. Меня потрясли мерные, возвратно-поступательные движения его нижней челюсти.
– Ага! – покосился он на меня. – Значит, англичанин? Англичанин, да? Да? Ага! Скажите, профессор Хорсфилд еще жив?
– Кто это? – спросил я.
– Он написал добрые слова об одной моей работе в «Джорнал ов энимал сайколоджи».
– Когда это было?
– В 1935-м, нет, в 1936-м.
– Я никогда не слышал о Хорсфилде.
– Жаль, – сказал Орлик, – это выдающийся ученый.
Он сделал паузу, чтобы догрызть последний претцел. В его зеленых глазах мелькнуло шутливое негодование.
– Вообще-то, – продолжил он, – я не слишком высокого мнения о ваших соотечественниках. Вы предали нас в Мюнхене. Вы предали нас в Ялте.
Утц, встревоженный таким опасным поворотом беседы, попытался сменить тему, объявив с подчеркнутой серьезностью:
– Я не верю, что у животных есть душа.
– Как ты можешь такое говорить? – ахнул Орлик.
– Могу.
– Вижу, что можешь, но не понимаю, как у тебя язык поворачивается.
– Сделаю заказ, – сказал Утц и, подняв салфетку как белый флаг, призывно помахал ею официанту, – возьмем форель «Au bleu» [23] , да?
23
В сырном соусе. (Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, перевод с французского.)
– «Бло»? – передразнил Орлик.
– Сам ты «бло».
Орлик похлопал меня по руке.
– Мой друг, мистер Утц, полагает, что, когда форель бросают в кипяток, она ничего не чувствует, самое большее – щекотку. Я с этим не согласен.
– Форели нет, – заявил подошедший официант.
– То есть как нет? – изумился Утц. – Когда есть, причем очень много.
– У нас нет сачка.
– Как это нет сачка? На прошлой неделе был.
– Порвался.
– Порвался? Я вам не верю.
Официант приложил палец к губам и прошептал: «Вся форель заказана».
– Этими?
– Этими, – кивнул официант.
За соседним столиком четыре толстяка уплетали форель.
– Понятно, – сказал Утц. – Что ж, возьмем угрей. Вы не против? – обратился он ко мне.
– Вовсе нет.
– Угорь кончился, – отрезал официант.
– Кончился? Плохо. А что у вас есть?
– Карп.
– И все?
– Все.
– А как вы его готовите?
– По-разному, – официант махнул рукой в сторону меню. – Как пожелаете.
Меню было на нескольких языках: чешском, русском, немецком, французском и английском. К сожалению, тот, кто составлял английскую страничку, вместо слова «carp» написал «crap» [24] . В разделе, озаглавленном «Сrap dishes», приводился длинный перечень соответствующих блюд: «Crap soup with paprika», «Stuff ed crap», «Crap cooked in beer», «Fried crap», «Crap balls» и «Crap `a la juive» [25] …
– Вообще-то, – сказал я, – в Англии эта рыба называется «carp».
24
Карп; дерьмо (англ.).
25
«Блюда из дерьма»; «суп из дерьма с паприкой»; «фаршированное дерьмо»; «дерьмо, приготовленное в пиве»; «жареное дерьмо»; «икра из дерьма»; «дерьмо по-еврейски» (англ., фр.).
Слово «crap» означает несколько иное.
– Серьезно? – удивился д-р Орлик. – Что именно?
– Фекалии, – объяснил я, – дерьмо.
И тут же пожалел о своих словах, потому что Утц ужасно смутился. Он заморгал узкими глазками с таким видом, словно надеялся, что ослышался. Орлик взмахнул своими клешнями и зашелся хриплым гоготом.
– Ха! Ха! – надрывался он. – «Сrap `a la juive»… Мой друг, мистер Утц, собрался есть «crap `a la juive»!
Я испугался, что Утц уйдет, но он, поборов смущение, заказал суп и «Carpe meuni`ere» [26] . Пойдя по пути наименьшего сопротивления, я заказал то же самое. Орлик хрипло пробасил: «Нет. Нет. Я возьму “Сrap `a la juive”!»
26
Карп в сухарях.
– Что-нибудь еще? – спросил официант.
– Ничего, – отрубил Орлик, – только «Сrap».
Я попытался расспросить Утца о его коллекции. Он вжал голову в плечи и сказал безучастным голосом:
– Между прочим, д-р Орлик тоже коллекционер. Он коллекционирует мух.
– Мух?
– Мух, – подтвердил Орлик.
Я мысленно нарисовал себе картину его жилища: неубранная постель, пепельница, набитая окурками, кипы пожелтевших газет и журналов, микроскоп, банки с эфиром и застекленные стеллажи с мухами из разных уголков земного шара, каждый экземпляр на отдельной булавке. Я сказал, что видел в Бразилии очень красивых стрекоз.