— Верно. Это называется телескопическая лестница.

— И ты пригнал пожарную машину, только чтобы покатать девочек?

— Не совсем так. Команда уже ехала сюда на практические занятия по спасению жертв на пожаре. Я счел, что лишняя остановка не помешает. Кроме того, оставалась эта горячая просьба, прямо-таки прожигающая мой рабочий стол.

— Какая просьба, чья?

— От Бетси Вудбери, владелицы компании «Сады Шепарда», которая просила обследовать систему пожарной безопасности.

Господи! Почему же она чувствовала разочарование, если Джон заехал только по делам? — возмутилась Бетси. Ведь сама хотела, чтобы их отношения оставались просто дружескими?

— Какой это заказ по счету, — съязвила она, — первый или второй?

Джон серьезно посмотрел на официальный документ, который держал в руке.

— Этот заказ датирован десятым февраля.

— Значит, второй. Дядя Майк обычно не очень спешил с подобными вещами.

— Мами, ты согласна? — спросила Мэри со своей обаятельной улыбкой, перед которой Бетси не в силах была устоять.

— Милая, о чем ты спрашиваешь?

— О том, чтобы прокатиться на большой машине.

В самом деле, почему не доставить удовольствия детям. Она и сама вдоволь покаталась на пожарных автомобилях, когда была чуть старше близнецов. Джон согласился на это баловство, чтобы отделаться от ее настырных маленьких мартышек.

Остановив дочерей суровым взглядом. Бетси сказала:

— Прежде всего я хочу, чтобы вы обещали вести себя очень и очень хорошо.

Мэри торжественно произнесла:

— Я обещаю.

— И сделай так, чтобы Анжелика и Рози тоже дали обещание.

— Анжелика, Рози! Все в порядке, мами разрешает! — закричала Мэри, стремительно бросившись вниз по лестнице.

Джон покачал головой, оглушенный восторженным криком девчонок.

— С ними не заскучаешь, правда?

Грустная нежность осветила прелестное лицо Бетси.

— Иногда я думаю: лучше бы они родились мальчишками.

— А что будет, когда они станут ходить на свидания?

— Типун тебе на язык.

Бетси остановилась на лестнице, поджидал его. Выбившиеся из прически волнистые пряди спустились ниже плеч, оттеняя ее шелковистую белоснежную кожу, чуть тронутую загаром.

Джона вновь охватило желание. Перед ним была женщина в расцвете своей красоты, а не шестнадцатилетний подросток. Он чувствовал, что готов овладеть ею в это же мгновение. Господи! Где взять сил, чтобы укротить взыгравшую плоть?! Он, как и в том далеком прошлом, почувствовал себя изнемогающим от страсти двадцатилетним юнцом. Его выдающиеся скулы горели. Джона бросало то в жар, то в холод.

Она повела Джона на первый этаж, где раньше располагалась комната ее отца. Бетси постучала разок-другой и, не получив ответа, открыла дверь. Оба они не хотели упоминать, что когда-то это была обитель Пата.

— Сейчас здесь живут вместе Пруди и Рози Ли. Не самый лучший вариант, но ничего другого я пока не придумала.

Комната отличалась необычной яркостью красок. Стены, покрывала на кроватях — все было сочных тонов, чувствовалось, что здесь правила бал неудержимая фантазия юности.

Детство Джона прошло в доме священника в окружении унылых коричневых стен. Из книг разрешалось иметь лишь Библию: отец заставлял читать ее слово в слово каждый вечер, кроме того, носовой платок, который он обязан был аккуратно складывать, и парадное фото отца с матерью, сделанное в день, когда мать крестили по обычаю церкви, к которой принадлежал отец. Вот и все, чем довольствовался мальчик.

Когда же отец нашел у него под матрацем журналы с голыми женщинами, то приказал сыну сжечь их в камине, а остаток ночи Джон провел на коленях на холодном полу, моля у Господа прощения.

Около четырех часов утра, когда зубы стучали от холода, а ноги свела судорога, и все тело одеревенело, Джон поклялся никогда в жизни не просить прощения, чего бы это ему ни стоило. В то время он и не подозревал, как дорога цена прощения, — ею может оказаться будущее человека.

— Тебя что-то тревожит? — спросила Бетси.

Джону, как бы он ни старался, не удавалось хоть что-нибудь скрыть от этих всевидящих голубых глаз. Может быть, проницательность Бетси была одной из причин его сдержанности: Джон долго не осмеливался сказать ей о своей любви. При одной мысли о признании у него замирало сердце.